Так и не решившись открыть глаза, все-таки сую палец в рот.
«Выглядит глубоким», - повторяю про себя, как слова личного проклятия.
Было бы странно, если бы человек, который с детства привык оберегать меня и защищать ото всех, сказал что-то более сокрушительное. Пожалуй, он единственный, кто деликатнее остальных нашел подходящее слово для моих попыток прикидываться художником.
— Ви, хватит жмуриться. – Его голос как будто становится ближе и аромат чистой, до хруста выглаженной рубашки снова приятно щекочет мне ноздри. – Сколько лет прошло, а маленькая принцесса все так же лезет с головой под одеяло, когда ей страшно.
Я не понимаю, что со мной происходит и как это вообще возможно, но меня словно разрывает надвое, на две одинаковые части, одна из которых наполняется странной теплой нежностью, а другая шипит и плюется ядом злости.
Я снова «маленькая принцесса»!
Вот у него перед носом вся моя обнаженная душа, все чувства и мольбы перестать быть просто_Олегом и понять, наконец, что он для меня – не друг моего отца и тем более не мой.
Что он для меня мужчина, которого…
Пока моя голова, как воздушный шар, наполняется разрушительными мыслями, тело живет собственной жизнью. И понимаю я это не потому что посреди ночи брожу, как лунатик, по собственной квартире, а после глухого вздоха совсем рядом, возле моих губ.
Открываю глаза.
Медленно, как будто трезвея, осознаю, что стою на цыпочках, и мои руки отчаянно, с режущим нервы треском царапают ткань рубашки у Олега на плечах. Что я прижата к нему слишком тесно, между нашими телами нет ни единого просвета, и если вдруг в комнату ворвется хотя бы случайный сквозняк и расшатает мою последнюю попытку сохранить достоинство, я просто поцелую этого упрямого мужчину.
И будь что будет.
— Ви… - Олег притрагивается к моему лицу сразу двумя ладонями. Они у него крупные и немного шершавые, и часть меня остро хочет почувствовать его грубые прикосновения везде, быть помеченной его ладонями, словно дорогая ваза, которую разрешено трогать лишь владельцу. – Ви, послушай…
Мотаю головой. Упрямо и категорично, даже если это снова не я, а та маленькая девчонка, которую он, что бы я ни делала, продолжает во мне видеть.
— Ви, я на двадцать лет старше тебя, - говорит с какой-то то ли печалью, то ли тоской.
— На девятнадцать, - поправляю его. И, наконец, набравшись сил, открываю глаза. – Это не имеет значения, Олег. Ты мне… нравишься.