Сегодня Сухарь с обнадеживающим удовлетворением увидел во дворе Натальиного дома здорового мужчину, в котором признал Митьку-голубятника, когда-то самого сильного из подростков в Бабаеве, которого недолюбливал: обижал слабых.
К нему в гости и решил наведаться около трех часов дня Антон Тимофеевич. Подоспела тетка, спросила:
– Ты к Готре?
«Готра! – вспомнил Сухарь фамилию Митьки-голубятника. – Но откуда тетка Ивга узнала, куда я собрался в гости?»
– Почему ты решила, что я к Готре? – спросил он.
– Он приходил, спрашивал о тебе. Кто-то ему сказал…
– Вот в чем дело… Выходит, я, можно сказать, приглашен.
Идти до хаты Готры было недалеко. Антону Тимофеевичу повезло: неподалеку от калитки он нагнал с ведром воды Наталью, выхватил из ее руки ношу.
– Ой, напугал! – всплеснула она руками. – Если бы Митя не сказал о тебе, подумала бы, налетел бандит.
– Что я, такой уж страшный?
– Да и они по роже не больно страшны… Ты, говорят, в плену был?
– Кто говорит?
– Ну, кто-то Мите сказал.
– Был, везде я успел… Дмитрий-то дома?
– Где же ему находиться? А ты гладкий, справный.
– Ты тоже не отощала.
– Будет тебе смешить-то, разнесло, хочешь сказать. На воде и хлебе сижу. Говорят, с воды тоже толстеют.
– Не толстеют, а пухнут, – отшутился Сухарь. – Я косу твою увидел, и знаешь, что вспомнил?
– Что? – широко улыбнулась она.
– Бывало, в юности, когда у тебя волосы в одну косу заплетены оказывались, говорили: «Сегодня Натка опять проспала в школу». А сейчас решил, тебе некогда ею заниматься.
Лицо Натальи вспыхнуло в довольной улыбке, ей было приятно, что кто-то сохранил в памяти такую трогательную подробность из ее детства, о которой она и вспомнить-то не могла, даже муж никогда ничего не говорил похожего, а тут еле узнанный человек – свидетель детства – преподнес ей такой подарок.
– Ой, Антон! – обхватила она его крепкими руками за шею, поцеловала в щеку и бросилась в калитку, крикнув весело: – Сегодня я не проспала!
Набычившись, у ограды стоял Дмитрий. Крупное злое лицо, губы подобраны, а из глубоких глазниц сверкали два распаленных огонька. Сухарь, конечно же, понял причину такой реакции, однако приветливо вскинул руку и, к своему удивлению, увидел, как Готра, будто бы спохватившись, вдруг приглашающе открыл пошире калитку, согнав с лица хмурое недовольство и говоря: