– Мы ненадолго, Селиван. Кривой принес кабана?
– Доставил, в погребе на снегу.
– Добро. Жалко ты, старый хрыч, не умеешь колбасу делать, волоки теперь… А тут спешить надо, напоролись мы нынче на «ястребков», как бы сюда не пришли. Уйдем, не трясись, я посты расставил.
Говоривший был среднего роста, мужиковат и угрюм, со скрипучим, хрипловатым голосом. Он присел было у стола, пока двое других пошли за тушкой борова, как вдруг заметил выглядывающую с печного полога черноволосую голову. Живо подошел к спящему, оглядел.
– Кто это? – настороженно спросил он лесника.
– Свой, племяш мой, сын моего брата. Дурак, чего-то натворил в Бабаеве, схватили его, а он обезоружил «ястребка» и убежал со стрельбой, говорит, может, и убил кого-то.
– Куда же он метит? Тут ему ни к чему отираться, завалит наш постой. Разбуди-ка!
– Хочу вечером отправить… Забота еще мне, пень-колода. На станцию повезу, провожу.
– И куда же он метит?
– К дочери моей, в Тернополь, к Маньке, там и старуха моя. Переждет.
– Поймают в городе… Как зовут-то его? Буди давай!
– Антон… Сухарь Антон.
Племянник сделал вид, что только проснулся, ничего не понимая, вяло спустился с печки.
– Милиция пришла! – скрипуче выкрикнул бандит и подскочил на лавке. – А он глазищи не продерет, убивец. Тюкну сейчас гирькой по башке, мигом зенки раскроет.
– Чего надо? – спросил Антон Тимофеевич и – к дядьке: – У тебя там похмелиться не найдется?
Лесник вытаращил на него глаза, но тут словно на выручку пришел верховодящий бандит, с ухмылкой заговорил:
– Дак он с похмелья, паразит. Ничто не мило ему и тюрьма не страшна. – Он достал фляжку и плеснул в кружку самогонки. – Хватани, герой, ты заслужил.
«Дернуло с языком, напоролся», – клял себя чекист, изображая удовольствие от выпитого. А потом ему пришлось рассказать все, что произошло в Бабаеве.
– А попал ему в башку-то, «ястребку»?
– Мне бежать надо было, а не разглядывать.
– Точно говоришь? Смотри, проверим. Давай знакомиться. Кузьма Кушак, а это мои хлопцы, – кивнул он на вошедших парней.
– Антон, фамилия Сухарь.
– Псевдо успеешь себе придумать, если возьмем к себе. Собирайся живо, нельзя тебе в Тернополь.
– Мне и тут хорошо.
– А мне лучше знать, где тебе будет ладно. Сюда НКВД вот-вот может налететь. А ты уже в розыске, хоть обрейся и нос набок свороти, найдут. Помогу тебе надежно, понравился ты чего-то мне. Собирайся, говорю, пойдешь с нами. А ты, Селиван, в случае чего нас тут не видел. Понял?