Чей это сгоревший дотла дом? Да, здесь жила одинокая больная тетушка Алисия. Видно, и для нее нашлось место в чьей-то фуре. Сгорела хижина. Торопилась тетушка уехать, не успела собрать свой скарб.
У края фасолевого поля росло одинокое апельсиновое дерево. Оно служило границей, отделяющей землю дона Альвареса от земель крестьянского кооператива. Под деревом Вероника увидела большую круглую яму, успевшую зарасти свежими клочками травы. Яма походила на огромную воронку. В дождевой воде, на самом ее дне, плавал желтым брюхом вверх детеныш крокодила. Широко растопыренные коготки на лапах, приоткрытая с острыми зубами пасть. Следы на сыпучих склонах ямы подсказали, как долго он боролся за жизнь.
Размышления Вероники прервал звонкий петушиный крик.
И знакомая красная лохматая рубаха завертелась вокруг девочки. Увидев Пинто[11]>, Вероника тут же сбросила с себя тяжесть мертвящей боли, пустоты, обиды. Нужно же было, наконец, сегодня убедиться, что небо, солнце и сельва на месте, что дышать – это прекрасно, и не все люди убиты, не все ушли.
А Пинто все кружил и кружил, распаляясь в своем петушином танце.
Вряд ли кто-нибудь в деревне задумывался, кто виноват в слабоумии этого парня. Несчастные родители? Злые люди, что опоили его каким-нибудь убивающим душу зельем? Или бедность виновата, что погублена его голова, – голод, вечные болезни, один врач на всю округу?
Пинто был совсем не похож на латиноамериканца – длинный, тонкий, с развивающимися белыми волосами и широкой мягкой бородкой. Никто не знал, откуда он появился в долине. Пинто не помнил своего имени, не знал, сколько ему лет. Когда к нему обращались, он виновато пожимал плечами и улыбался, как человек, у которого помимо его воли просят прощения. Пинто жил под навесом, где когда-то держал коров разорившийся вакеро[12]>. Он всегда ходил в одной красной рубахе. Сквозь дыры в штанах были видны сильно жилистые ноги.
Женщины при виде Пинто краснели, мужчины избегали его. И только дети, завидев, кричали: «Пинто, покажи петуха!» И Пинто показывал, кудахтал, руками изображал крылья, пригибался до земли, показывая, как дерутся петухи.
Разум ему заменяла доброта.
Он и сейчас чувствовал, как нужен этой знакомой девочке его петушиный танец. Он без устали кружился вокруг Вероники, пока не увидел, как уходит из ее глаз холодная остекленелость и возвращается теплый, глубокий огонь.