Но ни эта улыбка, ни боль в глазах слабоумного парня Веронику уже больше не трогали. Душа сворачивалась, как воловья шкура на солнце. Жалость к себе – все, чем заболело сейчас сердце.
С апельсинового дерева, кружась, упал высохший лист. Пинто наступил на него босой ногой и смутился, пошел прочь.
Вот и все. Больше никто в этой жизни не сделает для нее ничего хорошего.
На ранчо отца хозяйничала семья дона Исидоро.
Вероника решительно вошла в дом. Никто не посмел встать у нее на пути. И взрослые, и подростки, и дети замолчали, виновато замерли, не глядя на дочь бывшего хозяина ранчо.
Жена Исидоро, седая старуха, кивнула в сторону старого сундука:
– Там ваше тряпье, – сказала она безразлично. – Бери, если нужно, и уходи. Иначе Исидоро наделает тебе малышей.
Крышка кедрового сундука тяжелая и натертая до блеска. Все, что там осталось, – старые брюки брата Сесара, рваное одеяло и майка. Остальное вовремя прибрали к рукам новые хозяева. Вероника громко хлопнула крышкой, вдохнула на прощание родной запах, что волной обдал ее из сундука, – запах детства. Маленькую частицу его она унесет с собой. Остальное останется здесь навсегда, безнадежно заточенным в сундуке, на котором теперь будет располагаться своим необъятным задом жена дона Исидоро.
«УМНЫХ СЛОВ НЕ ЗАПОМИНАЙ!»
– Компа, ты спрашиваешь, как я стал бригадистом, как боролся с неграмотностью? Я расскажу – это важно. Мы ведь не знаем, будет ли у нас еще одна ночь и один день. Но сначала я хочу рассказать, как я строил школу. Не один, конечно, а вместе с Сумо – это индеец, мой друг. Учительствовал я в маленькой индейской деревеньке, стоящей на берегу лесной речки. Очень, очень давно поселились здесь индейцы из племени сумос и живут на этой земле по сей день. Одни ушли в город, другие спустились на равнину ближе к плодородным полям, а я учил тех, кто остался, – гордых рыбаков и охотников, крестьян, у которых по маленькому клочку земли, и их детей.
Мигель, так звали маленького учителя-пленника, замолчал. Молчун прислонился к дощатой стене сарая и, рискуя поймать ухом занозу, подслушивал. Ночь выдалась безлунная, и он опять был поставлен стеречь пленников в этом лагере контрас «Сосна-I». Наигравшись фонариком, луч которого легко доставал вершины пальм, часовой сделал несколько кругов у сарая и теперь выполнял вторую часть приказа, полученного от Сопилотэ. Ухо Молчуна скользнуло по доске и, уловив щель, замерло. Он и сам затаил дыхание, боясь пропустить хоть слово. Маленький учитель Мигель рассказывал что-то не очень понятное.