– Пусти, Бога ради, обогреться! – сказал я. – Иду в город. Прозяб, как кошка.
– Много вас тут шляется! Иди дальше, пока собаку не выпустил!
Но я не отставал.
– Пусти, не дай издохнуть! У меня деньги есть. Возьми, коли так не пускаешь.
Этот аргумент смягчил сторожа.
– Ну, вались! – сказал он, давая дорогу, и обратясь к чухонцу, громко пояснил: – Бродяга!
Я вошел и непритворно стал прыгать и колотить нога об ногу, так как чувствовал, что они невозможно прозябли.
Все засмеялись. Я притворился обиженным.
– Походили бы в этом, – сказал я, сбрасывая с ноги галошу, – посмеялись бы!
– Издалека?
– С Колпина!
– В поворот?
– Оно самое. Иду стрелять пока што…
– По карманам? – засмеялся сторож.
– Ежели очень широкий, а рука близко… Водочки бы, хозяин! Иззяб!
– А деньги есть?
Я захватил с собою гривен семь мелкой монетою и теперь высыпал их все на стол.
– Ловко! Где сбондил?
Я прикинулся снова и резко ответил:
– Ты не помогал, не твое и дело…
– Ну, ну! Мое всегда цело будет! Садись, пей! Стефка, налей келишек!
Сидевшая подле чухонца женщина взяла полуштоф и налила мне стаканчик.
Я чокнулся с чухонцем, выпил и полез в чашку, где были накрошены свекла, огурцы и скверная селедка, что-то вроде винегрета.
Сторож, видимо, успокоился и сел напротив меня, снова взявшись за трубку, а чухонец с голубыми глазами ребенка стал меня расспрашивать.
Я вспомнил историю одного беглого солдата и стал передавать ее, как свою биографию.
Сторож слушал меня, одобрительно кивая головой, чухонец два раза сам налил мне водки.
– А где ныне ночевать будешь? – спросил меня сторож, когда я окончил.
– А в лавре! – ответил я.
– Ночуй у меня, – к моей радости, вдруг предложил мне сторож, – завтра пойдешь. Вот с ним! – Он кивнул на чухонца.
Я равнодушно согласился.
– Как звать-то вас? – спросил я их.
– Сразу в наши записаться хочешь! – засмеялся сторож. – Ну что ж… – И он назвал всех: – Меня Павлом зови. Павел Славинский, я тут сторожем. Это дочки мои: Анна да Стефка – беспутная девка! Ха-ха-ха, а этого Мишкой. Вот и все. А теперь иди, покажу, где спать тебе!
Я простился со всеми за руку, и он свел меня в угол за печку.
Там лежал вонючий тюфяк и грязная подушка.
– Тут и спи! Тепло и не дует! – сказал он и вернулся в горницу.
Я видел свети слышал голоса.
Потом все смолкло. Мимо меня прошли дочери хозяина и скрылись за дверью.