А десантник – вот он. Уже немолодой, с подсеребренными волосами, привалился к пню и дышит так, словно вот-вот вместе с кровью начнет выплевывать куски растерзанных легких. Достигнув его, русский опустил пулемет, перехватил обеими руками ствол так, чтобы можно было, в случае надобности, с ходу ударить им бранденбуржца, но в тот самый момент, когда, оказавшись в двух шагах от него, преследователь – невысокого роста, с тонкими раскоряченными ногами, на которых он бежал так, словно только что вырвался из больничной палаты для ревматиков, – начал медленно поднимать свою стальную дубину, Штубер резко привстал и нажал на спусковой крючок.
Выстрел прозвучал не громче хлопка детских ладошек, поэтому, не поверив ему, оберштурмфюрер выстрелил еще раз, прямо между лопаток, и тотчас же выхватил из-за голенища нож.
Увидев, что, привалившись к стволу сосны, красноармеец медленно оседает, Штубер хотел было послать в него еще один патрон из своего «швейцарца», но в последнее мгновение передумал и резко, от бедра, метнул в него нож. Когда еще представился бы случай освятить его, по германскому обычаю, кровью врага?
– А, это вы, оберштурмфюрер… – каким-то совершенно угасшим, безразличным голосом признал его обессилевший десантник, как только Штубер добил русского ударом ножа.
– Самому с трудом верится. Но ведь поди ж ты…
Штубер успел заметить, что, глядя на надвигавшегося на него русского, этот «бранденбуржец» даже ничего не пытался предпринять, что могло бы спасти его. Очевидно, он был из тех, кто ставит на себе крест значительно раньше, чем это сделает противник.
– Спасли. Должник я ваш, так вроде бы получается…
– Можете не сомневаться, на всю жизнь – должник, – выдернул окровавленный нож из подреберья солдата Штубер. И кровь вытирать не спешил. Вид ее пьянил, как кровь на мече рыцаря.
– Честь имею. Напоминаю: лейтенант вермахта, он же бывший поручик Белой гвардии Розданов. Грибные места здесь, не правда ли, оберштурмфюрер?
– Возможно, в свое время мы действительно знакомились… – устало опустился по другую сторону огромного полуистлевшего пня Штубер.
– Так точно.
– Только я вас что-то не припоминаю.
– Не мудрено. С некоторых пор меня мало кто запоминает. И я вспоминаю – тоже неохотно.
– Война – времена изгоев. Так где и при каких обстоятельствах?