Гноз же находясь в новой степени растерянности, впал в непонимание, что от него сейчас требуется, бестолковым взглядом смотрит на господина с Оксфордским акцентом и не торопится включаться в игру, приняв шайбу. Отчего господин с Оксфордским акцентом до скрежета зубов закипает и с зубовным проворотом, сквозь всё те же зубы угрожающе говорит. – А ну, сука, бери шайбу и отвечай на звонок. – Что, видимо, привело в чувство Гноза и он, протягивая руку к шайбе, спрашивает господина с Оксфордским акцентом: Кто звонит?
– Твоя супруга. – Уже мягко сказал господин с Оксфордским акцентом и добавил. – И только давай без фальши. Сам знаешь, что неубедительная игра только увеличивает подозрения.
– Я понял. – Тихо сказал Гноз, бросив взгляд на наблюдателей. После чего Гноз включает всё своё актёрское мастерство, которое годами им оттачивалось на сцене театра под названием семья, где единственным зрителем была его супруга Люся, – а тут уж только попробуй обмануть зрительские ожидания, мигом лишат права голоса до своего исправления, – и выразительно изобразив на своём лице полную покорность и послушание, тихими голосом отвечает в шайбу, а для господ Паранойотова и Поспешного, в телефон. – Это я дорогая.
Что же сказала ему в ответ его дорогая, то об этом никто никогда не узнает, но по испуганному и потерянному виду господина Гноза можно догадаться, что разговор шёл на повышенных тонах и был уж очень не простым для господина Гноза.
– Надо же, надумал о себе напомнить! – с такой прямо ехидцей, что сразу же хочется отключить телефон, ответила Люся на вполне себе нормальное приветствие Гноза. И не успевает Гноз в своё оправдание сказать оправдание или хотя бы конструктивом смягчить этот, не с того начатый разговор, как Люся уже завелась и не даёт слово вставить (хотя слово Гнозу удаётся иногда вставить).
– А не поздновато ли напоминаешь о себе? – с подкожной издёвкой задаёт вопрос Люся, и сразу же даёт на него свой логичный ответ. – Или ты настолько самоуверен в себе, что даже не допускаешь мысли о том, что я с лёгкостью согрею свою душу и тело в объятиях такого же как и я одиночества. – И хотя Гноз не допускает таких мыслей (да что там не допускает, он их постоянно гонит от себя), всё же когда он о таком допуске слышит, то начинает нервничать и волноваться за репутацию своей супруги, которой ничего не стоит её, по той же глупости – чтобы ему неповадно было гулять – измарать. А как он начинает нервничать, то он краснеет, потеет в очках и начинает заикаться.