Это было правдой. Дурные вести – да, приносил. Просил крайне редко.
– Сопроводи меня сегодня туда, пожалуйста! Хочешь, на колени встану?!
– Прекрати, – прикрикнул Олег. – Почему я?
– Меня туда не пустят одного. А с тобой…
– Представляешь, что с ней станет, если я туда войду? – скривил лицо Олег. – Мы же враги с ней!
– И на это я хотел бы взглянуть тоже. На ее рожу! Очень хочу взглянуть, что с ней станет, когда в квартиру, где она обсуждает будущее моего сына, войдут сразу два ее врага…
Он очень изменился за последние месяцы. Это заметили все. Соседи, с которыми он всегда был дружен. Дети, которых он обожал. Коллеги по работе, он был с ними сдержан, но всегда вежлив.
– Сильно сдал, Петрович, – вздыхали с сочувствием соседи, глядя ему в спину. – Без Татьяны совсем сдал.
– Да, сдулся наш Петрович…
Дети за глаза не говорили ничего. Они приставали к нему день и ночь, советуя психологов. Навязывали на выходные внуков, раскладывали по его опустевшей без жены квартире всякую поучительную литературу. И звонили, звонили без конца.
Они не раздражали его, конечно нет. Он обожал их – и сына, и дочку. И внуков своих обожал так, что в груди сдавливало. Просто иногда ему хотелось побыть одному. Одному! Долго! Хотя бы два дня.
Но дети считали, что одному ему оставаться опасно. Он станет много думать в одиночестве. Не о хорошем думать, а о смерти. И это неизбежно приведет к депрессии. Так нельзя.
Коллеги не считали, что он сдулся, что утратил профессионализм из-за горя, что его подкосило как-то вдруг и сразу. Они считали, что у него сильно испортился характер. Он перестал шутить, улыбаться. Стал жестким, неразговорчивым.
А дела…
Дела он, как вел успешно, так и продолжал вести. И не то чтобы дни считал до пенсии, но ждал ее. Очень ждал. Чтобы побыть одному, в тишине и покое. На даче, где они жили с Таней последние годы безвылазно. Очень ему туда хотелось. Дети не разрешали.
– Нечего, пап, там тебе делать, – отрезала дочка, когда он заикнулся месяц назад. – От тоски выть? Успеешь еще. Вся старость впереди.
– Правда, батя, не стоит, – смущался сын, который никогда ему не давал указаний. Даже советовать опасался. – Тут ты рядышком. Мы рядышком. Бам-сс, и приехали, если что!
Вот этого «если что» Петрович боялся меньше всего. Он после ухода Тани вообще теперь ничего не боялся. В вопросах, которые касались его лично. За детей и внуков, конечно, он переживал и очень боялся. А за себя…