– Поставили их перед сараем, и стали эти, каратели-полицаи, рядиться. Кто будет стрелять? И уложится ли он в один магазин, чтоб не перезаряжать оружие. То есть, – проявит немецкую аккуратность в этом, кровавом деле.
Дед Сергий попросил ещё чаю: «Что-то холодно во-внутрях».
– Заварил. Пьём чай молча. Северная привычка, стараться не задавать лишних вопросов.
– Представляешь. Весна, солнышко греет, мёдом воздух пахнет, поодаль рябина цветёт, должно быть радостно на душе. Но тут полицаи, рядятся, кто да как будет убивать. Мужики стоят, как кегли.
– Это в кино всё быстро. А в реальности, эти садисты, тянут время. Наслаждаясь своей миссией. Вот, наконец, вызвался, один гад в очках, с пулемётом. Это посерьёзнее, чем автомат, – пуль больше, и крупнее. Рабина, увидав пулемёт, посмотрел на сарай, позади них, и как бы о чём-то догадался. Он приказал мужикам стать плотнее, и прижаться друг к другу. Обернулся назад и крикнул: «Бабоньки, родненькие, лягайте на землю, пули могут проскочить, детишек берегите». Бабоньки стали ложиться на землю, но быстро не получалось. Крики, слёзы, дети плачут.
– Палач, деловито, перезарядил пулемёт, поставил по шире ноги и начал стрелять. Не торопился, – стрелял до тех пор, пока мужик не упадёт, потом переходил к следующему.
– Мужики стояли, прижавшись, друг к другу. Каждый, из них, спокойно ждал – «своей очереди». Вероятно, они вдруг поняли, к чему их готовило мироздание все эти годы, и зачем.
– Одни падали назад, но не сразу, а как бы отступая от натиска пуль. Другие падали вперёд, как бы накрывая собой смерть. Некоторые, от сильного удара пули падали сразу, но потом всё равно пытались встать, и палачу приходилось возвращаться, растрачивая на них патроны. Последним был Рабина, он больше всех вобрал в себя пуль. На нём патроны и кончились. Он постоял, и упал всё-таки вперёд, с вытянутой рукой и сжатым кулаком – как будто шашку держал.
– Вот и пригодились инвалиды. Всё сразу стало просто и понятно. И пусто, где-то в груди, и мироздании. Как будто природа, лишилась какого-то оттенка цвета, и мир стал блеклым. Похоронили их всех, вместе. Под рябинами. Землю, на которой они лежали, бабы сняли лопатами и положили им на могилу. По этой земле, ногами ходить нельзя.
– Дед налил самогона, выпил. И мы долго молчали. Словами, иногда, нет возможности выразить, то, что ты чувствуешь. Вероятно от этого, в уме родились стихи: