— Вы что-то хотели, увэ?
— Поучить бы вас послушанию, вима, — прорычал он в ответ.
Равуру в этом году, как и моему отцу, исполнялось четыреста тридцать лет, что было для меня слишком большой разницей, а потому я не воспринимала этого дракона как моего потенциального мужчину. Его липкий взгляд вызывал только одно желание — пойти скорее помыться.
И ведь страшным его нельзя было назвать, наоборот, многие одинокие драконицы постарше считали его идеальным самцом. Богат, влиятелен, под два метра, ходячая гора мышц. Их даже не смущало его отношение к ним.
Про Равура много ходило слухов, да и он особо не скрывал своего отношения к женскому полу, считая, что драконицы способны только высиживать яйца и следить за порядком в пещере.
— Вы не мой отец, чтобы чему-то учить. Отпустите руку, — отчеканила я.
— Но зато скоро стану мужем, так что будь повежливее. — Он даже не шелохнулся, продолжая сдавливать мою кисть.
— Для этого вы староваты будете. Вам бы посмотреть на кого-то более подходящего. Например, на Ор’Рунду.
Тут я, конечно, немного преувеличила. Старушке Ор’Рунде было более тысячи лет, и её закат жизни был близок как никогда. Именно так она говорила всем на протяжении последних пятидесяти лет, но до сих пор бодро летала и любила ходить в гости к молодожёнам. И даже такой навязчивой особе я не пожелала бы этого себялюбца.
— Ты слишком много болтаешь.
— А вы плохо слышите. Я вам ещё раз повторяю — отпустите руку.
Вместо того чтобы отпустить, он протащил меня за колонну и толкнул к стене, от удара с которой из моих глаз чуть искры не посыпались. А потом он схватил и вторую руку, лишая меня возможности вырваться. Теперь нас можно было увидеть, только если подойти совсем близко.
— Ты меня раздражаешь своей строптивостью, но при этом и возбуждаешь. —Прижавшись ко мне своим телом, он склонился к лицу и провёл языком по моей щеке, а потом зашептал на ухо, при этом пару раз прикусив мочку: — Совсем скоро я стану здесь главным, и у тебя не останется другого выбора, как подчиниться мне. И тогда я научу тебя послушанию, обещаю.
Оттолкнувшись от стены, он выпрямился и пошёл к выходу, оставив меня в покое. Скривившись от омерзения, я судорожно принялась оттирать себя от слюны. Неужели он решил избавиться от отца? Или же он имел в виду что-то другое?