– Как поставить спектакль правильно, без финтифлюшек?
Напиться и потом выспаться, но так до конца и не очухаться – мало!
Чё делать? Вот решил написать Архипелаг Гулаг, как опыт их – точнее, без них, финтифлюшек, исследования.
И надо сказать, получилось, так как и сказано:
– Терпение и труд всё перетрут.
Но загрустил – не помню уж, во каких строках этого письма – Александр Исаевич:
– Чё-то, – грит, – этот коммунизм и я никак не могу толком ни выпить, ни закусить, не говоря уже о махорке – хоть бычки таперь выкидывай целиком и полностью.
Но, разумеется, не сдался. И это видно, что заслонка Эта для некоторых, которых – как не меня – назначают автоматически администраторами московских общежитий, а я должен быть только комендантом, охраняющим недвижимость:
– Стоит почему-то намертво.
Солженицын объявил сам себе поход за истиной, несмотря на то, что она оказалась:
– Рядом, – тем не менее, – не так близко, чтобы ее мог разглядеть каждый.
Или, как сказал Лев Ландау:
– Плоскость симметрии, с которой надо вести диалог – проходит по самому Хомо Сапиенсу.
Смысл только один – Солженицын оказался не один.
И второе, не стал рассматривать самого себя, как объект исследований, а попер против мирового Разума, Чацкого Грибоедова.
Сейчас его продолжатели в ту же строку ставят Дартаньяна, Хемингуэя, Сэлинджера, – на том основании, что они ничего хорошего не сделали для простого народа, – и вопрос:
– А именно?
– Полиграф Полиграфыч.
– Да, пошел ты знаешь, куда, таких имен не бывает.
Да, но вот, оказывается:
– ЕСТЬ.
Зря не сравнивают Сол-на с Тихим Доном Шолохова, который только приукрашен учителями литературы – пусть суть-сють и советскими писателями – разница небольшая, – а:
– Закругляш, – как был дан и самому Нику Сэру – такой же:
– Только, чтобы, сука, бык-офф отдал добровольно, – ибо:
– Без Них даже до стены Иерихона не допрется, чтобы разрушить ея вконец, – ибо они не только пахали, но и думали иногда за человека – в Тихом Доне – вообще:
– Как привило.
И, хотя за быков базарили в Поднятой Целине, – но:
– Писались-то они, похоже наперегонки, а – значит – в одно и то же и про то же время взаимодействия с книго-писателями всего совейскаго саюса.
Пильняк, или кто выступал под псевдонимом Кузнеца не только своего счастья, но – с другой стороны – и не нашего.
Липа, липа и липа – для чтения непригодная. Ибо Образность, поставленная во главу ее угла – это не литература – как в кино про встречу на Эльбе, как в одной и той же, но разной по городам Москве и Ленинграду – квартире, ибо Место Встречи Изменить уже до такой степени нельзя, что и пишут все одну и ту же книгу, в одной квартире Эльдара Рязанова, на улице Строителей, 13, потом женятся ли: