Стало неловко перед малышом, – он, как зеркало. Если увижу в фиолетовом глазе гнетущую грусть, – это лишь тень моей, что уже стала собственностью малыша. В таком живом зеркале можно было увидеть целую палитру эмоций: страх, боль, отчаяние, гнев и жалость. В нем отражалось все. Кроме радости. Эту эмоцию мы все выпиваем без остатка. Может поэтому ее так мало вне наших сердец, а окружающий мир наполнен не самыми радостными впечатлениями.
Вот и сейчас, стоило вернуться к подобным мыслям, как малыш отлип от руки, запрокинул тупую мордочку и горько, жалостливо завыл, утробно вибрируя на невероятно высокой частоте. Еще пару минут он так и стоял, раскачиваясь на коротких ножках и качая головой. Печальная песня перешла звуковой барьер, – волны тоски и отчаяния, захлестывали с головой, ознобом растекаясь по телу.
Последнее эхо одиночества разбилось о холод стен. Последний куплет боли исполнен. Топот коротких ножек удалился от кровати, затерялся в глубине коридора, – я остался один. Теперь уже совсем: ни боли, ни радости, только мысли, от которых никуда не деться. Но даже сейчас. Пытаясь разогнать пелену беспамятства, скрывавшую мои сны, – я продолжал страдать. Это была не та боль, которую можно увидеть. Не та, которую мог почувствовать Визор. Словно тень, отголосок, фантом настоящей боли. Человек чувствует боль в отрезанной части тела. Я же, ощущал себя так, будто отрезали тело само.
И так, – каждое утро.
Сделав глубокий вдох, сжимаю до боли веки, массирую виски, чувствуя, как дрожат от напряжения пальцы, перед глазами калейдоскопом носятся цветные круги. Они накатывают, создавая иллюзию лабиринта или кроличьей норы, словно я брожу внутри головы, – запутавшись в себе, ищу выход. Или ответ. Что же скрывают эти лабиринты памяти? Что скрывает ехидная улыбка наставника. Почему я не могу вспомнить даже смутных образов того, что мучает по ночам. Почему!..
Простынь смялась, зажатая в трясущемся кулаке, глаза распахнулись, успев заметить тьму, словно клубящуюся под потолком, но где-то немыслимо высоко. С каждый днем я видел ее отчетливее, и все дольше длился миг, прежде чем видение исчезало. Так все же, – почему… Почему я так панически боюсь этих снов, – отрезка времени от полуночи и до первых лучей солнца, когда впадаю… Даже не в сон. И единственное, что помню, – как открываю утром глаза.