К штабу подкатил лимузин шефа. Этот еще хорошо сохранившийся «опель-адмирал», покрытый черным лаком и помеченный на крыльях специальными знаками, частенько курсировал между городком, в котором дислоцировалась команда, и ближайшим полевым аэродромом. Завидя его на шоссе, часовые контрольно-пропускных пунктов заранее поднимали шлагбаум. Пропуском для них служила не только сама машина с ее внушительным видом, но и красный треугольник на ее правом переднем крыле, в котором белой эмалью сверкала так много значившая буква «А»…
Разместив в просторном багажнике свои парашюты, рации и вещмешки, «младший лейтенант» и «старшина» забрались на заднее сиденье лимузина. На переднем, рядом с шофером, уселся Баркель. Он редко изменял своему правилу – лично провожать агентов. Обычно не разговорчивый, суровый, тут он неузнаваемо преображался. Такие вещи, как деликатность, учтивость, способность сопереживать, странным образом становились присущими и ему. И не только по пути на аэродром, но и там, возле уже изготовившегося к старту бомбардировщика. Расставаясь у спущенного на землю трапа с теми, кто улетал выведывать для него важные тайны, он как бы пытался невидимыми нитями привязать их к себе. Баркелю хотелось, чтобы и в дали от Германии они продолжали служить ему верой и правдой. Чтобы и там, отгороженные от него огненной чертой, неподвластные и неконтролируемые, они оставались такими, какими он знал их здесь, – исполнительными, безгранично преданными Германии и ее фюреру. В безвыходном положении (это не исключалось) они должны поступить так, как их учили: разгрызть ампулу с ядом или пустить в себя пулю. Не сдаваться же большевикам!
– Слушай, писарь, – объявил на другой день гаупт-ман, явившись в штаб, – с тобой будет говорить шеф.
Он произнес эту фразу таким подчеркнуто официальным тоном, будто за нею скрывалось что-то необычайно важное, да к тому же еще и срочное.
– Со мной? Сейчас? – Павел сделал вид, что он приятно удивлен этим сообщением и готов в любую минуту отправиться к фон Баркелю. В глубине же его сознания тревожным толчком отозвалась мысль: «Уж не Ромашов ли постарался напоследок? Возможность у него была. Взял да и стукнул… По пути на аэродром».
– Точного времени шеф еще не назначил, – донеслось до него, словно из соседней комнаты, – но я думаю, что не сейчас. Днем шеф обычно очень занят. Настраивайся, пожалуй, на вечер. Сиди здесь, пока не вызовет.