Возглас - страница 4

Шрифт
Интервал


и уловить, отринув злость,
тоску по родине, которой
ему объять не удалось.
1963 – 1964

«Слетела тихая снежинка…»

          Слетела тихая снежинка
на меховой твой воротник,
а на виске играет жилка –
незамерзающий родник.
          Да я и сам – что лес морозный
с ручьём под снежной пеленой:
струится воздух папиросный
над обнажённой быстриной.
          Как хрупко всё!.. А в доме жарко,
и хоть апрель еще далёк –
блеснуло с ворса слёзкой жалкой
и расставаньем с мокрых щёк.
1964

«Ещё в томлении блаженном…»

         Ещё в томлении блаженном
светло раскинулась река,
и над своим изображеньем
остановились облака.
         В них обещанье грозной драмы
и барабанного дождя,
но дремлют лиственные храмы,
берёз колонны возведя.
          И тем из рощи – на прибрежье
крутом – не насторожен взгляд,
как свет сквозь влажный воздух брезжит
на эту тишь, на эту гладь.
          И к шумно вдруг вскипевшим кронам
глаза невольно вознеслись:
играет дождь в плену зелёном –
с листа на лист, с листа на лист!
          И ты, гармонии искатель,
из плеска музыку творя,
не замечаешь, что из капель
играющих одна – твоя…
одна – твоя…
1964

Баллада о встрече

          Шёл мужественный и высокий,
и строгий шов
по ворсу вымокшей осоки
шёл от шагов,
и прошивал он покрывала
зим и степей,
когда ж весной следы смывало –
след цвёл сильней,
летописал цветною нитью
на том ковре,
как вместе с ночью по наитью
он шёл к заре.
          Простоволоса, в светлой дымке
шла хороша,
и в лад судьбе-неуловимке
певуч был шаг,
играли два грудей овала
в огне воды,
волненье плёса целовало
её следы,
и там, где краснотал качался,
к заре другой
путь меж кувшинок означался
водой нагой.
Вставало солнце удивлённо,
как жёлтый слон,
в деревьях тёмные знамёна
кладя на склон,
а птицы и ручьи болтали,
что – не понять.
          Что ж встреча тех двоих – была ли?
          Как знать, как знать…
          О встречах слыхивал, не скрою,
коротких, ах, –
заря встречается с зарёю
на северах!

Гастроль под открытым небом

         Над бутафорским датским королевством
мышей летучих лоскутки –
беззвучные аплодисменты.
         Нет зрителей – ряды молчащих Гамлетов
сверяют свою совесть с той, мятущейся
на сцене ветхой, словно в мире целом
восстали тени сгубленных отцов.
         Незримыми терзаемый страстями
рассудок сам – наполовину страсть:
как быть?..
         Да разве ж не завидней одержимость