"Он мне нравится”, – поймала я себя на мысли. Что-то неординарное в нем все же есть. Интеллигентен – несомненно, даже «уткой» в меня не запустил. А я провоцировала. Опять же характер – строптивый, несговорчивый. Но это пока. Я же знаю, что будет дальше. Хочется такое: «Они жили долго и умерли в одной постели»…
Он тоже не спал. Наверно думал: "Просто так я тебе не дамся. Я так долго отвоевывал свою свободу, чтобы в миг ее потерять! Не дождетесь, мадам – самозванка! Я готов к обороне".
Но не мог же он не видеть мою фигуру. Я ж ноги из-под одеяла сколько раз выпускала. Но, наверно, он безнадежен, если даже на мою шикарную грудь не клюнул.
…Час примирения все же настал. Вставая с кровати, он случайно задел графин с водой и опрокинул его. Проблема яйца выеденного не стоила, но он разволновался. Поднялось давление. Стало плохо с сердцем. Медсестра сделала укол и исчезла, как летучий голландец. А успокаивать и ухаживать за ним досталось мне.
Я сидела рядом с ним, держа его руку и изредка нащупывая пульс. Он не активно подавал признаки жизни. Лоб периодически покрывался испариной, и я аккуратно вытирала салфеткой пот. Мне приятно было заботиться о нем.
Вспомнила давно забытое чувство, известное под словом «Нежность».
Продежурив всю ночь, я уснула, сидя у него на кровати, прислонив голову к его коленям. Неожиданно он дернулся и что-то прошептал. Спросонья я ничего не поняла и подвинулась ближе (почти к самому лицу).
Он открыл глаза и с изумлением спросил:
– И что вы делаете в моей кровати? Я вас сюда не пригла.......
В этот момент в его раскрытый рот с потолка упал тот самый кусок штукатурки. Клянусь, я не просила об этом Боженьку.
Я, конечно, всхохотнула…
– Все-таки, есть правда на Земле. Бог все видит! Приятного аппетита, Мин Херц. Оральные ласки с потолком вам к лицу, – смеясь, еле выговорила я, помогая ему избавиться от десерта.
– Иди вы к черту со своей любовью! Позовите сестру, – разозлился он…
…А через трое суток нас выпустили из "Рая". Я думаю, потому, что лечить нас было нечем.
Пансионат нас встретил равнодушно.
Теперь мы виделись только издалека. Он наотрез отказывался подходить ко мне, а я и не настаивала, поскольку знала, что скоро все повернется вспять. Откуда? Сама не знаю. Чувствовала.
Он уехал раньше меня, не дождавшись окончания заезда. Но записку все же оставил, передав ее дежурной.