Но она сумела лишь выдавить:
– Мы умираем, сэр.
Он кивнул:
– Да.
– Умираем от голода.
– Да.
– Я думаю, что мы все равно умрем. Что бы мы ни делали.
Он долго молчал. Потом сказал:
– Да. Я согласен.
– Тогда я делаю такой вывод, сэр, если не будет слишком смело с моей стороны. Почему бы нам не попытаться и не выполнить свой долг, – тихо сказала она. – Продержимся, сколько продержимся.
Он кивнул и снова отвернулся, глубоко задумавшись. А потом сказал:
– Соберите людей. Сколько сможете. Прочешите лес, прочешите холмы. Найдите всех выживших. Завтра утром мы выступаем.
Он вытащил подзорную трубу и навел ее на хуторок в долине.
– Мы подойдем с юго-запада, через лес. Идти придется медленно, но зато мы застанем их врасплох. И будь оно все проклято, Мулагеш… – Он быстро убрал от глаз подзорную трубу и крепко вцепился в нее, словно в мыслях своих душил кого-то. И она поняла – Бисвал в ярости. – Если… если мы возьмемся за это, нужно все делать правильно. Мы будем действовать… мирно. Организованно, дисциплинированно. Никаких потерь – только если они окажутся неизбежны. Я не позволю проливать невинную кровь – даже континентцев. Естественно, мы не тронем женщин и детей. Мы солдаты – не мародеры, мы преследуем стратегические цели. Это понятно?
– Совершенно понятно, сэр.
– Как вы полагаете, мы сможем это сделать?
– Да, сэр.
– Тогда выполняйте приказ, лейтенант. Можете идти.
Она отдала честь и быстро пошла по лесу прочь.
* * *
Мулагеш лежит на кровати в штаб-квартире ЮДК: голова как в тумане и кружится, но она вспоминает тот момент и понимает: вот какие безумные обещания мы даем, лишь бы оправдать худшие свои решения.
Тело наливается тяжестью, руки-ноги немеют, и лишь одна мысль настойчиво стучится в голове.
Что-то не так с тем, что она сегодня наблюдала.
Эти трупы на ферме… Где-то она такое уже видела. Где-то такое видела…
Континентская глубинка, трупы. Да. Такое она видела не раз.
«Но все же. Нет. Нет. Я видела эти тела совсем недавно, сегодня, перед тем, как ехать на ту ферму…»
А ведь да, так и есть.
Мулагеш пытается сесть, но тело ее не слушается. Она изо всех сил тянется рукой за папкой – ничего не выходит. Только задевает и роняет с тумбочки бумаги. А потом проваливается во тьму.
«Не забыть. Не забыть бы…»
* * *
Утром Мулагеш просыпается с ощущением, что глаза замазаны подсохшей грязью. Очень долго она не может понять, где находится. И почему рука болит. Что у нее с головой, проклятье… Она с трудом садится и трет лицо – на большее сил не хватает.