— Кто вы такой? — спросила она. — Вы следите за мной?
Мужчина в алой маске обернулся к ней.
— Вам бы стоило сказать «спасибо».
— «Спасибо»! Я бы сказала вам больше, если бы вы встретились со мной в более мирной обстановке.
Мужчина рассмеялся, и горло Исабеллы сдавило нежданной обидой.
— Я уже сказал вам, маркиза. Это исключено.
Исабелла сжала зубы и, бросив кинжал, шагнула к нему.
— Как же тогда мне отдать вам долг?
— Больше не целуйтесь с теми, у кого пахнет изо рта. Этого будет достаточно.
Исабелла едва не дрожала от охватившей её ярости.
— Как вы смеете так со мной разговаривать…
— Я говорю так, как вы ждёте, чтобы с вами говорили.
Исабелла задохнулась от возмущения. Впервые в жизни она не могла подобрать слов для ответа. Но когда мужчина собирался уже развернуться и уйти, метнулась к нему стрелой и сорвала маску, скрывавшую лицо.
Мужчина попытался подхватить этот малюсенький кусочек ткани так, будто он был его последней защитой от врага, но не успел. Исабелла торжествующе воскликнула — и замерла, ошеломлённо разглядывая изрезанное шрамами, хоть и некогда красивое лицо.
— Довольны? — спросил незнакомец и резко вырвал маску из её рук. Он снова прикрыл ею лицо, а затем, отвернувшись и не говоря больше ни слова, направился прочь.
Исабелла долго ещё стояла, глядя вслед незнакомцу. Сердце её сжимала боль, и отчего-то, впервые в жизни, ей было стыдно — будто она прочитала чужое тайное письмо.
— Простите… — прошептала она, но было уже поздно. Мужчина скрылся за углом.
2. 2. Кто из нас птица, а кто птицелов
Звон шпаги о металл оглашал задний двор родового поместья Моретти.
Исабелла методично кромсала деревянное чучело. Клинок метался в её руках восьмёркой, а сама маркиза представляла на месте гуттаперчевого болвана то давешнего знакомого с соколом на плаще, то двух насильников в фиолетовых масках, которые застали её врасплох.
У Исабеллы было два способа успокоиться. Когда её мучила грусть, Исабелла перебирала самоцветы и составляла наборы украшений, которые затем одевала на какой-то вечер или карнавал. Когда её терзала злость, она брала в руки шпагу и избивала манекен до тех пор, пока руки не начинали ныть от усталости.
Руки Исабеллы ныли уже давно, но злость всё не проходила, так что каждый следующий удар становился яростней предыдущего, а старый француз со шрамом, обучавший её фехтованию, то и дело морщился, явно опасаясь, что скоро перепадёт и ему.