Я бы даже не сказал, что этот финал для меня спорен. Он для меня бесспорно отрицателен.
Как же я играю?
Играю, потому что не сумел ничего предложить более конструктивного…»
(«Становление», 1988 год, стр. 48).
Это очень важное свидетельство. Главный закон театра на Юго-Западе – зритель должен выходить из театра окрылённым, а не лишённым крыльев. Тут надежду дают, а не отнимают.
* * *
Я долго искала Любу Жильченко, чтобы поговорить с ней о Романыче. Кроме моего личного к ней расположения, у меня было две причины. Во-первых, с годами её стало принято считать прислугой ВРБ. А я точно знала, что это не так. ВРБ ни к кому и никогда не относился как к прислуге. Если она и варила ему кашу по утрам, то скорее уж была его Ариной Радионовной. Во-вторых, она была с ним, когда он уходил из жизни. Существует система взглядов, согласно которой человек сам выбирает свидетелей своего ухода. Так вот, Романыча провожала Люба.
Сама Люба из тех эзотериков, которые совсем мистики. Поэтому я не буду её цитировать, но постараюсь передать суть.
ЛЮБКА
Мы с ней пили чай с мёдом в том кафе, что у пересечения Ленинского проспекта и улицы 26-ти Бакинских Комиссаров (там ещё в советские временя был магазин «Мелодия»). У меня вдруг вырвался вопрос: «Люб, почему он так рано ушёл?». И неожиданно она подтвердила моё собственное ощущение. Время изменилось, другая конфигурация сил, акцентов, эмоций. Он не вписывался. Он был лидером другой эпохи, он не знал, куда вести за собой дальше.
А вот об этом я не спрашивала, Люба сама сказала. С возрастом ВРБ становился всё более жёстким с людьми. Это было не убывание любви к людям, это был его щит. У него не хватало сил.
(Забегая вперёд, скажу, что многие мне говорили о противоположном ощущении, о том, что он становился добрее, впрочем, это уже совсем ближе к финалу земного пути).
Любка подлила мне чаю и улыбнулась. Сказала, что благородство, оказывается, передаётся по наследству. Сказала, что ВРБ был очень благороден внутренне и что его сыну Роме это передалось.
«Общение с ним – это была постоянная работа», – говорит мне Люба. Я понимаю, что она имеет в виду. Это была работа над собой. Даже бытовое общение с Валерием Романовичем было насыщено значительностью. Тебе приходилось отвечать за любое брошенное вскользь слово, за любую мысль, отразившуюся у тебя на лице.