– У Германии такая воля есть! – просиял Риббентроп. – И, как раз – добрая! Именно по этой причине вопрос Польши…
– Кстати, насчёт Польши…
Сталин даже голосом умудрился проставить многоточие так, что оно смотрелось вопросительным знаком. На этот раз гость не смутился: чувствовалась подготовка.
– Фюрер считает поведение Варшавы абсолютно недопустимым.
Несмотря на отсутствие восклицательного знака в голосе,
Риббентроп местами перешёл на визгливые ноты.
– И он полагает, что напряжение во взаимоотношениях наших стран достигло такой степени, что развязки можно ждать в любое время!
– Да, он писал мне об этом.
Под будничный тон не удостоив гостя и взгляда, Сталин спокойно выбил пепел из трубки, и принялся заряжать её новой порцией.
– Хотелось бы узнать – хотя бы в общих чертах – что в Берлине понимают под «развязкой»?
– Ну-у… ф-ф-ф…
Риббентроп в очередной раз растерялся. Он, не дипломат, никак не мог ещё привыкнуть к обезоруживающей прямолинейности Сталина. Русский вождь заходил на интересующий его вопрос, минуя все обязательные и необязательные «дипломатические околичности». Это сразу же давало ему фору, а его визави – совсем даже наоборот. Именно поэтому рейхсминистру и потребовался сейчас мгновенный совет Шуленбурга. Он скосил глаз на посла – и тот молча смежил веки.
– Германия хочет решить все споры с Польшей мирным путём, господин Сталин.
– Данциг и «коридор»?
– Да, господин Сталин!
– Но, если конфликт окажется неизбежным…
Многозначительным взглядом Сталин предложил гостю поставить точку – и тот не стал уклоняться.
– … то Германия не переступит демаркационную линию.
Сталин пыхнул трубкой, и молча откинулся на спинку кресла. Некоторое время в кабинете царило молчание. Русские молчали бесстрастно. Шуленбург с Хильгером составляли им компанию. Риббентроп в очередной раз не выдержал проверку дипломатией: побледнел, «заострился» чертами и закусил губу.
Наконец, Сталин «дружелюбно обдал» Риббентропа свежим облаком табачного дыма, и взглянул на часы.
– Восемнадцать тридцать. Мы работаем уже три часа. Немецкая делегация, вероятно, желает отдохнуть после дороги.
Лицо рейхсминистра посерело: он «как-то» не услышал в заявлении советского лидера вопросительного знака. Сталин не спрашивал и даже не констатировал: он приговаривал. Приговаривал судьбоносные для рейха переговоры к очередному раунду. Приговаривал, сохраняя на лице «византийскую» невозмутимость.