— Юлия Геннадиевна, — окликаю ее.
Не отвечает, подхожу почти вплотную, не замечает.
Что это?
Забинтованную руку (все же перевязала, нашла в машине аптечку) она держит странно, прячет ее за спину.
Боится расспросов? Или… приглядываюсь и вздрагиваю: нож! Торчит кончик из кулака.
Не верю глазам. Где она взяла нож? Память тут же подсказывает: мой мультитул, лежал в бардачке.
Холодным потом покрывается лоб.
Бесшумно бросаюсь за Юлей, догоняю ее уже в саду, хватаю за руку, отбираю оружие, прячу в карман, и вовремя: к нам подбегает знакомый стоматолог и радостно восклицает:
— Юлька, ты за тортом ходила или за смертью?
— За смертью, — тихо отвечает она.
— Ого! И кого же сегодня заберет костлявая с косой? — он обнимает жену за талию, притягивает к себе.
— Тебя, — отвечает она, отстраняясь. — И ее.
9. Глава 8
Что этот мальчишка здесь делает?
Какое он имеет право решать за меня? Хочет наябедничать свекрам, испортить праздник? Вперед! Я еще и поаплодирую.
С вызовом смотрю на студента, только что немного успокоившаяся ярость, снова встряхивается, наполняет кровь адреналином. Открываю рот, чтобы выплеснуть на его все дерьмо, накопившееся в душе, но подбегает Мишка, обнимает, шутит, и я проглатываю заготовленные слова.
«Держись! — внушаю себе. — Держись! Все потом!»
— Юлька, ты за тортом ходила или за смертью?
— За смертью, — тихо отвечаю ему.
— Ого! И кого же сегодня заберет костлявая с косой? — он обнимает меня за талию, притягивает к себе.
— Тебя, — говорю, отстраняясь, и добавляю еще тише: — И ее.
— О боже, Юлька! — муж тянет меня за собой к столам, где сидят гости. — О ком ты сейчас говоришь?
— О ней, — киваю на коробку. —Ты не мог привезти торт в презентабельном виде?
Мишка растерянно смотрит на мятую упаковку, а я жалею, что не потопталась по ней каблуками. Представила торт с орнаментом из дырочек и легче стало.
— Черт! Прости, дорогая! Я даже не заметил, — он показывает на бинт на моей ладони. — А это откуда?
— Поранилась, когда открывала дверь богажника.
— Погоди, пошли в дом, надо обработать, — суетится муж.
И столько озабоченности на его лице, столько тревоги, что сердце ноет от невыносимой боли. «Если ты так любишь меня, так ценишь, тогда почему?» — чуть не кричу вслух.
— Ерунда, — шепчу и вздыхаю, чувствую, что еще немного, и грохнусь в обморок от напряжения. — Все в порядке.