— С днем рождения, милый, — говорю ласково. — Как ты спал?
— Отлично, Юлька! — Мишка треплет меня по щеке, но я отодвигаюсь.
Он и раньше так делал, но сейчас почему-то неприятно, невольно возникает ассоциация с собачонкой.
— Что снилось?
— Ты в образе Клеопатры, — тут же отвечает муж. — Лежишь обнаженная на коврах посередине шатра, из украшений — только пояс верности на бедрах.
— Неужели? — делаю круглые глаза. — Фантазер ты у меня!
— Ага! Смотришь призывно истосковавшимся взглядом. А я вернулся из военного похода едва живой от усталости, а тебя увидел и мигом воспрял духом и телом. Меч в сторону, тяжеленные доспехи в другую и падаю на тебя.
— А ключик? Пояс верности же снять надо.
— Я его руками и зубами… Голодный и похотливый зверь… Р-р-р…
— Пояс верности делали из железа.
— Юльк-а-а-а! Ну, ты даешь! — смеется Мишка и отодвигает чашку. —Голодному мужику и железо нипочем! Иди ко мне.
Он разворачивает меня спиной и усаживает к себе на колени. Чувствую его возбуждение, пытаюсь встать, но он шевелит бедрами и удерживает насильно. Его пальцы уже забрались под халатик, тянут резинку трусиков.
От прикосновений по всему телу бегут иголочки, жаром охватывает междуножье. Но подозрения просто разъедают душу, я не готова порадовать мужа утренним развлечением.
— Миш, тебе пора, — пытаюсь остановить его пылкий порыв.
—Ты была вчера… м-м-м… так бы и съел, — он скалит идеальные зубы— Р-р-р! Ам!
Он со стоном впивается в мою шею, втягивает кожу, я взвизгиваю, откидываю голову и даже не замечаю, как трусики скатываются к щиколоткам.
Муж приподнимает меня…
— Миш… Миш… погоди… постой…
— Не болтай, моя девочка, иди ко мне…
— Миш…
Но он уже не слушает, только бормочет в ритме движений:
— Давай, давай… вот так… вот так…
Выворачиваю голову: глаза мужа полузакрыты, он весь в процессе, его руки крепко держат меня за талию, приподнимают и опускают. Он смещает одну ладонь на спину и давит на меня. Без слов понимаю: надо нагнуться. Теперь муж работает, как отбойный молоток: мощно, сильно, без устали. Плитки пола пляшут перед глазами, туда-сюда, туда-сюда, чашка с изображением пышных грудей то приближается, то уплывает, пучок волос от тряски распускается, залепляет лицо.
Я постепенно тоже завожусь, начинаю поддаваться ритму, возбуждению, моменту.
— Ох! — вскрикиваю на пике.