Когда же он одержал идеологическую и политическую победу над Троцким, Зиновьевым и Каменевым,15 Сталин постепенно стал выводить евреев из тех структур партийного и госаппарата, где они составляли большинство. Тогда ходил популярный анекдот: «В чём разница между Моисеем и Сталиным? Моисей вывел евреев из Египта, а Сталин – из Политбюро».
Но в ГПУ, потом НКВД, вплоть до прихода Берии, возглавившего репрессивный аппарат в 1938 году, кадровый состав был представлен почти исключительно сыновьями Израиля. Все, руководящие посты, даже самые незначительные, заняли они. Карательная машина, доведённая ими до совершенства, работала круглосуточно, с механическим равнодушием, подобно гильотине времён Великой французской революции – революционеры окрестили её «Святой гильотиной».
Советская «гильотина» в лице НКВД тоже воспринималась многими простыми гражданами как нечто сакральное, как олицетворение высшей справедливости. «У нас зря не сажают» – эту идею пропаганда крепко вбила в головы советских обывателей. Большинство даже не догадывалось, что «зря не сажающие рыцари из НКВД» уничтожали, помимо немногих настоящих преступников, сотни тысяч сограждан, никогда не бывшими врагами советской власти. Берии пришлось основательно потрудиться, чтобы очистить органы внутренних дел и привести их кадровый состав в относительное соответствие с национально-демографической картиной Советской России.
Так что Шифф и Свердлов, и не только они, Сталина недооценили. И не ожидали, что он обрушит очередные репрессии, в первую очередь, на самих репрессантов… Поэтому у народных масс были основания считать сталинскую «большую чистку» актом возмездия за страдания и убийства невинных сограждан.
17. Комиссар Яковлев. Екатеринбург
РАЗДАЛСЯ скрежет и визг тормозов. Казалось, поезд разваливается на ходу. Заржали испуганно лошади, полетели на пол незакрепленные вещи, послышался звон разбитого стекла. Загрохотал снарядный ящик, где-то упавший на пол.
– Что за черт! – вскочил с койки Яковлев.
Он рывком надел брюки и гимнастерку, натянул сапоги и столкнулся на пороге с матросом Гончарюком.
– Что там, Павел Митрофанович?
– Темно и непонятно, – ответил матрос. – Машинист дал команду «стоп-машина!»
– Почему?
– Говорит, нет пути.
– Что значит «нет пути»? Взорван?
– Семафор ему, вишь, не нравится. Другой хочет.