Мудрость Салли - страница 14

Шрифт
Интервал


7

– Дорогая Маша! Как ты?

Епифания целует воздух возле обеих моих щек, а потом пристально смотрит в глаза, положив руки на плечи. Она понимающе поднимает брови.

– Хм. Возьму тебе выпить.

Епифания – настоящий друг. Из тех, кого можно смело брать в разведку, если вдруг возникнет необходимость. Мы подружились в школе, вместе путешествовали после университета, а потом вместе работали. Она всегда была рядом со мной: в хорошие, в плохие и в крайне скверные времена. Епифания прибегает в паб «Кок энд Кертан»[2] и обольстительно хлопает ресницами в сторону привлекательного бармена, лет на двадцать ее моложе и куда более женственного, чем следует. Епифания твердо уверена, что название паба соответствует внутреннему убранству, безумной смеси викторианского борделя и раздевалки мюзик-холла. Кроваво-красные шторы с пышными оборками, как на юбках у танцовщиц канкана, и бутылочно-зеленые бархатные стеганые диваны, заляпанные пивом и прожженные сигаретами для пущей колоритности. На фоне бордово-кремовых флоковых обоев висят в рамках черно-белые фотографии звезд немого кино и артистов мюзик-холлов и подписанная фотография Барбары Картлэнд. Над открытым камином – ужасающая композиция из чучел маленьких ярких птиц, сухих цветов, листьев, бус, лент и чучела мыши, погребенная под большим стеклянным куполом. Она завораживает своим уродством, словно плод сотрудничества Дэмьена Хёрста и Лоры Эшли. С потолка свисает коллекция фарфоровых ночных горшков, и повсюду витает запах выдохшегося пива, печного дыма и мебельного лака.

Маша – не мое настоящее имя. Епифания дала мне это прозвище много лет назад, и оно сразу намертво прилипло. Она говорит, что назвала меня в честь героини «Чайки» Чехова, чья первая реплика в пьесе звучит как «Это траур по моей жизни», намекая на тот факт, что я провожу слишком много времени, шатаясь по кладбищу. Она возвращается от барной стойки с бокалами белого вина и со звоном ставит один передо мной, широко улыбаясь.

Епифания делает большой глоток вина и откидывается на спинку стула. Ее золотисто-каштановые волосы пострижены в короткую круглую прическу, а губы – словно ломтик блестящей сливы на бледном лице с высокими скулами. Она работает в местном совете, в отделе кадров, который теперь называется «Министерство развития, распределения и ликвидации людей» (Оруэлл бы оценил), где я когда-то была ее коллегой, и ей явно не терпится поделиться со мной какими-то крайне непристойными сплетнями. Паб постепенно заполняется посетителями вроде нас – друзьями, которые встречаются пропустить пару стаканчиков по дороге с работы, – и Епифания выразительно оглядывается, а потом театральным шепотом сообщает: «Заместитель главного пожарного был арестован в мужском туалете, одетый в женскую одежду!»