Стоп-стоп-стоп. Какого черта, Спаркс? Что за мысли? С этими засранцами можно дружить, но не более. Я вспомнила слова Кони: все футболисты - конченные придурки с отбитыми мозгами и яйцами: ни поговорить, ни потрахаться.
Остаток тренировки я повторяла про себя эту мантру, стараясь не возвращаться к нелепым размышлениям о мягкости Стормовских волос и жесткости его эрекции.
Фрэнк отпустил команду, и я спрыгнула с кресла, улыбаясь всем и стараясь каждому сказать что-то приятное. Жаль, что я не придумала заранее гадость для Сторма, но это и не понадобилось. Он о чем-то разговаривал с Фрэнком посреди поля, а ко мне уже спешил Коннор, стягивая на ходу майку.
- Что нарисовала? – спросил он, протягивая лапищу, чтобы загрести меня в потный захват.
- Ничего, - вывернулась я, звонко шлепнув его по плечу.
- Врешь, - поставил он мне диагноз, делая ложный бросок. - Я видел, ты рисовала.
- Ладно, - я увернулась от очередного прыжка амбала. - Птичку.
- Врешь, - он еожиданно совершил очень ловкий для его комплекции маневр, и я не смогла его пнуть. Кони обмотал свою майку вокруг моей шеи и потянул в раздевалку.
- Ох, Мак, пусти, - взвизгнула я, давясь смехом.
- Твой лживый и грязный рот надо как следует вымыть с мылом, малышка, - коварно проговорил он, таща меня к двери, за которой скрывались ухохатывающиеся над нами ребята. – Пошли, помоемся со мной, засранка.
- О, Кони, чтоб тебя. Тебя! Я нарисовала тебя! – я чуть не свалилась на пол, потеряв равновесие, когда он резко отпустил меня. – Ты – как ребенок.
Я закатила глаза, а он громко и заливисто рассмеялся.
- Покажешь?
- Потом. Ты же не отпустишь меня к Оливии?
- Определенно не сегодня.
Я показала ему язык и направилась к бару хлебнуть чего-нибудь холодненького. Бармен услужливо налил мне сока и поинтересовался, надолго ли я? Аллилуйя, ну хоть здесь меня знают в лицо. И что ты не таксист, парень? Я ответила, что навсегда, и парнишка расплылся в улыбке. Он, кажется, был не против продолжить беседу, но, сорри, не интересует.
Я вытащила альбом и разодрала на мелкие кусочки рисунок с глазами. Но даже за тот миг, что я смотрела эти глазища, меня прострелила мысль – было бы здорово написать их в цвете. Я потрясла головой. Сроду ничего не раскрашивала. Полевые наброски были моим хобби, не более. Я привыкла делать вид, что занимаюсь на тренировках уроками, поэтому научилась имитировать бурную деятельность с карандашом в руках. Привычка и только.