Наш полк загнали на соседнюю улицу. А негоже громыхалам смущать
деловитые нервы штабных. И застряли мы там ненадолго, буквально
минут может на двадцать. После чего со стороны штаба слегка
прихрамывая притопал комплка полковник Банчуков, чью фамилию я
услышал от одного из танкистов не своего экипажа. Не спросил, а он
в разговоре с моими сказал, что-то мол «Сейчас Банчуков все выяснит
и попрем дальше». И тот что-то такое выяснил и для меня выяснилось,
что был он тем самым полковником Вячеславом Павловичем, который
пришел тогда с майором Брахминым.
Подойдя к своему танку полкан помахал рукой, очевидно,
батальонным и, когда майоры-комбаты собрались, в т. ч. и полковой
замполит Брахмин, дал им какие-то инструкции. Я, разумеется, не
слышал. Во-первых, далеко было, а во-вторых, шум вокруг и без того
был нешуточный. Впрочем, майоры вскоре побежали по своим
батальонам, а там задача разошлась по ротам, взводам и,
соответственно, экипажам. Наш Тюкавин комвзвода не был и его
непосредственным командиром был старлей Клипов — худощавый такой
мужик лет под тридцать с неожиданно утонченным лицом. Для старлея
он был уже «перестарок», но что выросло — то и есть. Вот он и довел
задачу Тюкавину. Какую? Да не все ли мне равно какую? Мое дело
воевать, раз уж я в такой железной ипостаси, и помогать это делать
своему экипажу. Кстати, сержант и хохол Серега Драпаченко, и
рядовой заряжающий Тологон Багышбеков, о ком я позже узнал, что он
неожиданно киргиз, левую гусянку-то совместными силами таки
подтянули. И сделали это еще пока ждали Банчукова. Вообще-то, такую
операцию должны были выполнять трое, но эти справились и вдвоем.
Благо оба силушками обделены не были.
— Ну, чего вы там салоедынееды? Готово?
— Ай, зачема так гаварися, камандира! Все готова, можна
ехай-ехай! — выдал Тологон, при отсутствии рядом более старшего по
званию товарища, который по логике и должен был отрапортавать.
И смешно ведь выдал! Я-то в свое время пообщался с «гастриками»
со Средней Азии и там так говорящих было через одного. Правда и
разговорить их, мало знающих русский язык было сложновато. Не то
чтобы стеснялись, а часто тупо не понимали, что же их такое
спрашивают и банально не знали, что и отвечать. Но те, кто
говорили, вот так примерно и шпрехали по-нашенскому. Понять было
можно, но и посмеяться и порой и вдоволь — тоже.