И всю эту неделю я никак себя не проявлял. Нет, ну помогал своим
нормальной работой механизмов, двигателя, не ломался особо. Точнее,
вообще не ломался. А потому что самоотрегулировался в соответствии
с заветами старого Пушана, который наделил меня всякими такими
техническими возможностями, если вы помните. Так что экипаж мой на
меня только что не молился, особенно наблюдая, как мучаются другие
экипажи. То у них одно сломается, то другое. А мы — как на
Мерседесе короли. Парни мои, конечно, же товарищей не бросали и
помогали, чем могли, раз свободного времени было больше. И помогали
без понукающих приказов командиров. Все и без тех прекрасно
понимали, что исправность соседних танков — это не только залог
жизни их экипажей, но и нехилая поддержка ими же в будущем бою. И
такая отзывчивость в помощи вызывало у соседей самое настоящее
уважение к моим парням. Хотя многие не могли понять почему у них с
танками все не так хорошо, как у моих. Да, вообще никто не мог
понять.
И особенно зампотех Валера Богачев, который теперь нашел себе
икону в их, моего экипажа в смысле, лице, и всюду и всегда приводил
нас в пример. Дескать вот как надо содержать машину, а не то, что
вы раздолбаи и расп… Тоже во множественном числе и на «и»
кончается. И некоторые из соседей на это злились и называли мой
экипаж выскочками. И некоторые как-то даже особенно зло. И я даже
стал опасаться не начудили бы они чего со мной. Я ж в ответ по носу
двинуть-то не особо и могу.
Ну как не могу… Могу! Пример? Да, пожалуйста!
Вот представьте себе, что все когда-то наскучивает. Наскучило и
мне таиться и не «беспокоить» моих товарищей. И я подумал, что хоть
иногда, но таки можно бы и немножко пошалить. В конце концов я есть
большой железный мальчишка, даже несмотря на то, что в «той» жизни
мне уже за сорокетик-то перевалило. А здесь я только что с завода,
совсем молоденький, можно сказать и даже покрашенный свеже-зеленой
краской. Зеленый совсем, значит…
Кстати, вон и часовой ходит, скучает. И чего бы именно над ним и
не пошутить.
А как? Я и стал наблюдать.
И обратил внимание, что он, бедолага озябший, ходит натянув
капюшон на самые глаза и смотрит больше не вокруг, а в землю. Не по
Уставу оно, конечно, но то не мои проблемы, а его, если незаметно
появится проверяющий. И ходит-то он все мимо нас, да мимо нас и все
рядом, да рядом, прямо перед моим… передом. Т.е. как раз под
стволом моего орудия, который Тюкавин определил горизонтально и
даже чуть наклонив вниз. Это чтобы, опять же, вода в него не
набралась. Дождь же льется! Ну, я взял, да и опустил тихонечко
ствол перед бедолагой часовым.