И солдатик — как шел, так и долбанулся лбом об него
незамеченного и неожиданно появившегося на уровне лба. И сразу
такой встрепенулся, заорал матерно и давай прикладом мне по броне
лупить. Мол не охренели бы вы там долбанные танкисты за оружием не
следить! Мои парни тут же кааак пооткрывали люки… В общем ор
поднялся типа мол «нападение на часового» с одной стороны и «да
пошел ты раззява на буй плавучий и корявый» с другой. И часовой
ничего умного не придумал в такой ситуации, как взял да и бабахнул
из своей винтовки в воздух. Так, а че? На нападение же похоже?
Похоже! Так ведь и убить лицо неприкосновенное по Уставу могли!
Ну, естественно, разводящий прибежал, да плюс еще солдатики, да
и другие экипажи повылазили на этот цирк посмотреть и посудачить,
да поржать потом. И все, опять же, под дождем-то! А я, пока мои с
часовым друг друга материли по всякому и этакому, ствол пушки
потихоньку-то и поднял, да так тихо и медленно, что никто и не
заметил. В общем орали и выясняли они еще где-то минут пять, да при
отсутствии уже доказательств, и так ничего и не выяснили. Но
досталось и часовому и моим. Ну, как досталось… Еще же командиры
прибежали, в т. ч. и моих, да и дали себе волю поголосить. Цирк
знатный случился, та и только!
А чуть позже мои опять задумались. Уже сидя снова во мне и
снимая мокрые гимнастерки, кто намок. Самый умный, кстати Метлюк
оказался, он только голову в драпаченковский люк высовывал и потому
намочил только свои чернявые вихрашки, а гимнастерку — нет.
— Слющя, камандира! А ведь пуска опускался!
— В смысле? — не понял Тюкавин свидетельство заряжающего.
— Казенник тиха-тиха так подняль, значита дула опустиль. — и
заряжающий жестами изобразил схему, как при поднятии казенника
орудия опускается его ствол — Я вначали подумать это ти его подняль
и дуло опустиль. Чтоби карта кидать не мишаль. А когда ти обратно
дуло подняль я так и не поняль. Не видель, аднака.
— Не трогал я пушку-то…
И весь экипаж с недоверием посмотрел на лейтенанта. Драпаченко
опять перекрестился, снова стараясь сделать это незаметно. А Метлюк
скривил рожу мол «Ну, так себе объяснение, ага». Багышбеков же
вообще ничего не понимал. И только у Тюкавина взгляд был ошалевший
на всю большую катушку.
— Вид мати його бисова, знову чудеса! — тихо произнес
мехвод.