.
Назидательные и познавательные картины с юности Федора вошли во дворец – и именно ему суждено было стать главным меценатом новой «перспективной» живописи в России. Царевич, а затем царь умел ценить труд своих художников; он сам был знаком с рисованием и живописью не понаслышке, заказывая в хоромы разнообразные краски и горшочки для их разведения [94].
Возмужав, Федор Алексеевич украшал живописными полотнами буквально все. В новопостроенную Голгофу Богдан Салтанов написал «Сошествие во ад», «Воскресение», «Вознесение» и «Явление Христа Марии Магдалине» (1679). Он же с Иваном Безминым, Иваном Мировским, Никифором Бовыкиным, мастерами и учениками расписали дворцовый фасад (1678–1679), холщовые «вставни» в каменных палатах, стены и потолки (по холсту в 800 аршин, аршин = 0,711 м) в семи комнатах нового царского дворца, в Крестовой палате патриарха и всех помещениях царевен, в трех комнатах в Новом потешном дворце. Уже в 1677–1678 гг. на Боярской площадке у Постельного крыльца, где всегда толпились ждавшие новостей придворные, стояла большая аллегорическая картина «Видение царя Константина, когда ему явился крест в облаках на небе».
Основными темами картин, как следовало из учения Симеона Полоцкого, были назидательные притчи. Например, Питер Энглес писал для хором царицы Агафьи Симеоновны – первой супруги Федора Алексеевича – «притчи из Библии, из разных книг славянских и латинских», в частности – Давид благословляет Соломона, царица Савская перед Соломоном, брак царя Соломона, Идолопоклонение, притча пророка Изекии, Христос с учителями. Новые сюжеты понадобились для стен бывшего Приказа тайных дел; 63 аршина заняло изображение небесного свода с планетами и звездами (Салтанов – 1677 и Безмин – 1680) и т. д. [95].
Федор Алексеевич бережно хранил портреты отца, матери и царевича Алексея; в свою очередь его персоны были высокой наградой приближенным. В богатом портретном собрании боярина князя В.В. Голицына, например, было четыре разных персоны государя. Нельзя сказать, чтобы на сохранившихся портретах Федор Алексеевич выглядел болезненным юношей – скорее наоборот, его лицо выражает целеустремленность, энергию и даже веселость [96].
С живописью у маленького царевича Федора было связано и зарождение любви к книге. Он знакомился с живописным «Душевным лекарством» (1670), в 1672 г. «иконописец Петр Афанасьев писал царевичу две потешные книги: люди с боем»; в 1675 г. «иконописец Иван Филатов писал царевичу потешную книгу»