А вот Джек не удивился. С нехорошей усмешкой покивал:
- Ну да, так оно и бывает. Если лупить-лупить, а потом с цепи спустить.
- О чём ты? – не понял отец.
- Видал когда-нибудь, как цепные псы с привязи срываются? – вопросом на вопрос отозвался Джек. – Нет?.. А мне вот по детству доводилось, еле ноги унёс. Шаман с его бабой народ в посёлке - считай, как собак, на цепи держали. Чуть что – сапогом в зубы, а то Мать Доброты прогневается. И, когда надо, она в натуре гневалась – вот люди и сидели тише, чем мышь под веником. Пикнуть не то, чтобы боялись – знать не знали, что вообще можно. С одной стороны. А с другой - вроде и не нужно. На кого рыпаться-то, когда все вокруг – добрые до усрачки? Уступают, помогают, слова поперёк не скажут. И с чего, спрашивается, при такой жизни волну гнать? А теперь нету той цепи. Вот они с резьбы и послетали.
Отец нахмурился:
- Ты хочешь сказать, что постулаты Матери Доброты в посёлке соблюдались по принуждению? Обычной пропаганды было недостаточно, и Шаман с Ангелиной прибегали к собственным методам внушения?
- Я хочу сказать, что не бывает таких людей, чтоб круглые сутки, с ночи до утра, жизни радовались, - проворчал Джек. – Какой бы человек хороший ни был – вот, хоть тебя, блаженного, взять, - а бывают моменты, что бесишься. А этим хоть ссы в глаза – всё божья роса! Утрутся и спасибо скажут. Почему и говорю, хрень это. Наведённое оно, ихнее добро.
Отец молчал, барабанил пальцами по кобуре. И решил:
- Приведи-ка сюда Шамана. Стоять! – рявкнул бросившемуся было к крыльцу Георгию.
Тот, ворча, остановился. Джек неодобрительно покачал головой, но спорить не стал. Скрылся в доме.
Через минуту вывел на крыльцо Шамана – со связанными за спиной руками.
- Что вы с ним сделали?! - ахнула Ариадна.
- Примерно то же, что он делал с вами на протяжении тридцати лет, - бросил отец. – Шаман! Не говори, что ничего не слышал. Мы верно догадались, что доброта твоих людей – результат воздействия на их мозг?
- Мира и добра тебе, Георгий, - будто не слыша отца, проговорил Шаман. – Мира и добра, дети.
Георгий, Ариадна и Виссарион нестройно отозвались.
- Нет слов, чтобы передать, как мне жаль вас и всех, кто остался в посёлке, - продолжил Шаман, - как я тревожусь за мать Ангелину. Без неё и меня вы растерялись, как теряются малые ребятишки, оставшись одни.