А ещё я сразу же уловил в ней что-то
такое, театральное. Но! В любом случае, вижу я её впервые. Отложив
фотографию, я перевёл взгляд на свою левую руку, а там ещё
интересней. Баночка снотворного. И последний паззл этой картинки —
пустая бутылка водки на столике прямо передо мной. А ещё написанное
от руки письмо, которое она придавливает.
Нездоровое что-то со мной
происходит, явно нездоровое. Освободив руки, я взялся за письмо и
принялся читать:
«Дорогая Александра! Я очень
надеюсь, что люди, которые найдут предсмертную записку, уважительно
отнесутся к моей последней просьбе и передадут письмо вам.
Александра!
Я любил вас! Пусть мы никогда не
были знакомы, я вас боготворил! К сожалению, я простой повар и
никудышный маг, так что не смогу предложить вам ровным счётом
ничего. Не смогу обеспечить тот уровень жизни, к которому вы
привыкли. Да чего уж там? Я даже не смогу привлечь вашего внимания,
поскольку путь в мир аристократии для меня закрыт по факту
рождения.
И от осознания того, что мы
никогда не будем вместе я терзаюсь, Александра! Каждый день и
каждый миг я чувствую боль моего разбитого сердца! И я так больше
не могу!
Прощайте, Александра! Нет, не
так… Прощай, Саша!
Ваш самый преданный фанат,
Василий Каннеллони.
PS: в моей смерти прошу винить
только меня».
Чушь какая-то.
Тем не менее я перечитал её ещё раз.
Затем ещё. И ещё. И с каждым прочтением вопросов у меня становилось
гораздо больше, чем ответов. Какой ещё, нахрен, «никудышный маг»?
Какой, нахрен, «мир аристократии»? А самое главное! На кой-чёрт
этой Саше-Александре, — я так понимаю, что это именно она
изображена на фотографии, — вообще нужно знать про переживания
господина Каннеллони, раз они не были знакомы? И да, Василий
Каннеллони? Серьёзно?!
Вывод у меня пока что один: автор
письма очень молод. Раз уж он так набивает цену боли разбитого
сердца, у него в жизни до сих пор не случалось ни почечных колик,
ни флюса. В противном случае он бы своё мнение резко поменял.
— Чушь, — вслух повторил я и не
узнал собственный голос.
Бах! — будто тот самый замороженный
палтус, шарахнул мне по голове катарсис. Катарсис он такой, его ни
с чем не спутаешь. С самого начала; с самого моего пробуждения всё
было столь очевидно, но столь невероятно, что я просто не мог это
правильно воспринять.