– Я… мне Марья Дмитриевна сказала…
– А Марья Дмитриевна – это кто?
– Тетерникова, наша старшая машинистка, – ответил за Глебова Басаргин.
– Работает в этом же здании?
– Да, – кивнул пижон.
– Вот и отлично. Давайте ее сюда.
На лице Степы выразилось смятение. Не то чтобы он не привык быть на посылках, но ему куда больше нравилось выполнять поручения лиц, более значительных, чем он сам, а Опалин с его юношеским лицом и странной одеждой не внушал достаточного пиетета. Помявшись, Глебов скрылся за дверью: он рассудил, что произведет в редакции впечатление известием о появлении агента, который расследует бегство Колоскова. На столе Должанского зазвенел телефон, но Басаргин и не подумал брать трубку.
– Я не знаю, что там сказала Марья Дмитриевна, – начал он, – но учтите, пожалуйста, что наши барышни любят пофантазировать…
– Это кто сейчас вышел? – спросил Опалин, покосившись на дверь.
Только теперь Басаргин разглядел возле его виска довольно широкий зарубцевавшийся шрам, отчасти скрытый давно не стриженными темными волосами. «Однако… кастет, что ли? Нет, не похоже… А может быть, и кастет… Опасно у них там, в угрозыске, ох, опасно…»
– Его зовут Глебов, Степан Сергеевич, – ответил он на вопрос собеседника. – Он тут работает.
– А вы?
Басаргин назвал себя и добавил, что тоже трудится в «Красном рабочем». В доказательство ему пришлось предъявить редакционное удостоверение с фотографией, печатями и подписями.
– Профсоюзная книжка у меня дома хранится, – пояснил он.
В то время профсоюзная книжка была основным документом, удостоверяющим личность, но так как далеко не все граждане состояли в профсоюзах, то показывали любой документ, который был под рукой. Мысленно Басаргин приготовился к вопросу о том, почему книжка находится дома, но Опалин ничего не стал говорить, а сел за стол и внимательно прочитал все, что значилось в удостоверении, включая адрес и телефон редакции.
– Вы хорошо знали Колоскова? – спросил он, подняв глаза на Басаргина.
– Мы работали вместе. Конечно, знал. А что с ним случилось?
– С чего вы взяли, что с ним что-то случилось? – осведомился Опалин неприятным голосом.
«Щенок», неожиданно рассердился писатель. Корчит из себя важную персону, пользуясь тем, что он представитель власти, у которого есть право задавать любые вопросы.