– А в чем будет работа? – немного осмелев, спросил Макариди.
– Об этом позже.
– Справлюсь ли?
– Я уже говорил, там будет целая команда, но ты будешь в ней главным. От тебя требуется одно: абсолютная преданность, ничего больше.
– Согласен…
– Но запомни: если попробуешь плутовать, утаить что-нибудь, из-под земли достану. Проткну, как жука булавкой.
Глаза Гоги сверкнули, и Михаил подумал, что в гневе этот человек страшен.
Они чокнулись, выпили по крохотной рюмочке французского коньяка, название которого Макариди никак не мог прочесть на пузатой бутылке. Закусив ломтиком лимона, он почувствовал, как по телу разлилась волна блаженного тепла.
Макариди, разумеется, не знал – да и откуда ему было знать? – что задолго до этой удивительной встречи в ресторане «Центральный» дотошный вор в законе тщательно изучал донесения своих наблюдателей, отслеживавших каждый шаг Михаила после того, как Гоги остановился на его кандидатуре.
После этого Гоги оставалось только дергать нитки, водя Макариди, как искусный кукловод водит куклу. Проверили, своих серьезных активов у него нет – это хорошо. Какие есть, тех последовательно лишить, вырвать постепенно, как ножки у мухи, – тоже сделано в лучшем виде. Далее припугнуть милицией, но не до посинения, только слегка – выполнено и это.
Что Макариди чуток, в меру плутоват – это даже хорошо: тем лучше подойдет для миссии, которую уготовил ему Георгий Давидович. И не наркоманит мужик – это тоже ему в плюс, большой плюс. Наркоман и не захочет, а подведет в самый решающий момент, все пустит под откос за милую душу.
Главное же, на что ушло много сил и времени, уж не говоря о средствах, – это проверить, нет ли у Макариди в Греции родственников, близких или дальних. Сам Михаил грезил родственными душами, которые непременно встретят его на земле отцов, овеянной легендами.
Люди Гоги, однако, установили, что никаких родственников у Макариди за границей нет в помине – если и были, давно вымерли. Был, правда, какой-то дядя, троюродный или четвероюродный, седьмая вода на киселе, в прошлом крупный судовладелец, но и тот год назад разорился в результате конкуренции и помер без гроша в кармане, так что Макариди и с этой стороны не на что было рассчитывать.
Между тем застолье в кабинете близилось к зениту. Михаил все время порывался тяпнуть еще коньячку, который ему очень пришелся по вкусу, но Гоги запретил: