— Очнись!
Кто-то грубо толкнул меня. Светловолосый, Карпов.
— Вздумал дураком меня перед директором выставить? Ты, дрищ,
отвечай!
Задрал меня этот юнец, что-то много он о себе возомнил. Я сам не
заметил, как подчерпнул Мощь. Погодите, что? Подчерпнул Мощь? Вот
так просто, в человеческом теле? Да, это же великолепно! Потом
разберусь, как такое возможно, а пока хорошенько припечатаю
наглеца!
Ладони зажгло. Я зло улыбнулся, глядя на Карпова. И тут
почувствовал, как боль скрутила мою руку. Казалось, мышцы сейчас
лопнут от напряжения. Я вскрикнул, скорчился и поспешил скинуть
силу обратно в атмосферу.
— Карпов! — раздался рык. — Ты чего там опять творишь?
К нам подошел лысый худой мужик со злым взглядом.
— Да, ничего, ничего, я ему ничего не сделал!
— А должен был ключ отдать!
Карпов сунул мне в руки ключ с круглым брелоком, с какими-то
цифрами.
— Кранты тебе, дрищ! — прошипел он.
Карпов отошел от меня и подал ключ моему соседу, здоровому
очкарику. Тот взглянул на номер брелока и тяжко вздохнул. Там
красовались цифра «17». Я поглядел на свой, там стояла та же самая
цифра.
— Будем соседями, — сказал я.
Очкарик еще раз тяжко вздохнул. Толстяк всучил мне лист бумаги,
нехорошо посмотрел и, хмыкнув, прошел дальше.
Лысый мужик, скорее всего, тот самый Вениаминович, о ком говорил
директор, произнес:
— Идете в жилой блок, это вон там.
Он указал нам за спины. Продолжил:
— Занимаете комнаты, согласно номерам на ключах. На листах —
правила, внимательно прочитайте и не вздумайте нарушать, за
нарушение грозит исключение из колледжа. У меня все.
Народ стал расходиться. Очкарик подхватил сумку, стоящую у его
ног:
— Ты идешь?
Я кивнул, и уже было собирался двинуться за ним, как он
спросил:
— Михаил. Михаил, ведь верно?
— Вроде так, — ответил я.
Ерунду сморозил. Очкарик вновь насторожено глянул на меня.
— Ты разве не возьмешь свою сумку?
Точно. Рядом со мной стояла сумка. Обычная, такая,
спортивная.
— Забыл! — притворно воскликнул я.
На самом деле даже не знал. Быстрей бы уже оказаться где-нибудь
в тихом месте, обдумать все, уложить в голове.
— Нельзя быть таким рассеянным! Рассеяность помешает в учебу, а
позже может привести к трагическим последствиям, учитывая нашу
специальность.
В голосе моего будущего соседа звучали наставнические нотки.
— А как тебя зовут?
Я чуть не добавил «пацан». Вовремя спохватился. Сам-то я тоже
пацан, сейчас. Хотя прожил почти сорок лет, да еще десятку в теле
гладиатора.