– Я уже давно не ребёнок, – вздергиваю подбородок.
Он ещё раз окидывает мне насмешливым взглядом.
– Ну-ка, ну-ка, выйди на свет.
Может, и надо было одеть что-то посерьезнее, чем плиссированная шелковая юбка и тонкая шерстяная водолазка, за ворот которой я спрятала конец сивого хвоста, чтобы на ветру он не превратился в войлок. Или даже стоило накраситься, если только так меня готовы воспринимать всерьез. Но стиль подружки Гордеева и я не совместимы.
Помедлив, я делаю еще один шаг в сторону дивана.
Ящер даже подаётся вперёд.
– Теперь вижу, что не ребенок, хотя одета ты как институтка.
Резонируя со словами, его взгляд меняется. И мне мгновенно кажется, что моя более чем скромная водолазка слишком обтягивающая, а коленки, виднеющиеся из-под края юбки, совершенно неприличны.
Девица опять фыркает, видимо, приняв это выражение за оскорбительное. Она вообще смотрит на меня с превосходством, но немного ревниво. Согласно её классификации, я явно не представляю угрозы. Однако то, что мне уделяется внимание, ей определенно не нравится.
Сейчас, когда у меня есть возможность сравнить свои воспоминания с реальностью, могу сказать, что понимаю, почему старшие девчонки писались по нему кипятком и караулили его, как звезду, где угодно. Даже будучи моложе, он производил впечатление жёсткого мужика. Настоящего. Девчонки млели. И эта коза вон вся растеклась.
А мне обижаться не на что. Я практически она и есть – институтка. Аспирантка кафедры культурологии.
– Звать тебя как?
– Ксюша, – и сразу поправляюсь. – Ксения Егорова.
– Что тут забыла такая, как ты? – Ящер не стесняясь смотрит на мое отсутствующее декольте.
И теперь я радуюсь, что не стала выпендриваться и оделась, как обычно. С трудом сдерживаю порыв сложить руки на груди.
– Поговорить с вами хотела.
– Вот он я. Говори, – а сам продолжает путешествовать по мне взглядом.
– Мне нужна ваша помощь, – выпаливаю я, боясь окончательно струсить.
Красивые губы Гордеева кривятся.
– Какого рода?
– Мне… я… угрожают… деньги требуют… – лепечу я, почти переходя на шелест.
Я чувствую себя идиоткой, но вся обстановка настолько далека от деловой, что я просто не могу придумать, как объяснить ему, зачем я приперлась к чужому человеку, и не показаться при этом побирушкой. Я – вовсе не мямля и не забитое существо, но взгляд Ящера на меня действует, как взгляд удава на кролика. Вот недаром Гордеева так прозвали. Говорили, что сначала звали василиском, но не прижилось.