— Стирка у нас — тут на месте. А продукты, да, привозят. Утром.
— Ваша машина?
— Ну, как сказать... Машина от ресторана. Ресторан принадлежит Тапаеву...
— Ресторан — в самом городе?
— Да.
— Значит, машина большую часть времени находится вне охраняемой территории?
— Да.
— И ночью она где-то там, в городе?
— И ночью.
«Запретить появляться и близко! Отправлять за продуктами машину из тапаевского гаража... И готовить пищу здесь, в особняке, а не возить из ресторана готовую... Отравят же к чертовой бабушке...»
— Еще какие машины?
— Редко кто заедет. У нас тут все свое, полная автономия.
— А охранники на свою смену на чём приезжают из города?
— На своих машинах, на чём же еще...
— Где паркуются?
— За домом, там площадка специальная есть.
— За хозяйским?
— Да.
— Сколько метров от дома?
— Сразу за домом. Метра три.
«Убрать как можно дальше! И вообще рассмотреть вариант, чтобы машины оставляли за воротами...»
* * *
— Не сердитесь, — попросил Китайгородцев Риту. — Если честно, дела действительно не ахти.
Обиженно дулась и молчала. Это пройдёт. Отношения у них еще наладятся.
— Сейчас я иду к Тапаеву. Надо, чтобы мы пошли вместе.
— Почему?
— Мне так спокойнее, Рита.
Некоторое время она не отвечала, и Анатолий подумал было, что придется её упрашивать. Но в итоге не стала перечить. Только вздохнула и сказала обречённо:
— Ну, что ж...
Олигарх встретил их все в том же дорогом костюме с отливом, вот только нос у него уже покраснел, и предательски блестели глаза — за тот час, в течение которого Китайгородцев его не видел, Тапаев успел, похоже, надегустироваться коньячку...
— Вы, наверное, Рита? — осведомился он.
Стоял посреди кабинета: руки — в карманах брюк, пиджак — распахнут, во всем его облике было что-то от поведения нетрезвого человека...
— Мне дочь рассказывала. Интересно, интересно познакомиться...
И вот еще что уловил Анатолий в его поведении — некое подобие неуверенности. Такое бывает с людьми, живущими замкнуто. И едва появляется кто-то посторонний, они теряются, потому что лёгкость в общении и умение поддерживать разговор — почти всегда не природный дар, а результат воспитания и жизненного опыта. Вот такой, похоже, была жизнь у Тапаева в последнее время — никого посторонних, полное отсутствие новых лиц...
— Нам надо обсудить некоторые вопросы, Генрих Эдуардович. То, что связано с моей работой.