— А в чём дело? — удивил он.
Ирка снова уставилась в зеркало заднего вида.
— Ну… — замялся дядька.
— Что ну? — нетерпеливо хмыкнул Воскресенский.
— Ну, нельзя с ней, — крякнул тот.
— В каком смысле? — хохотнул Вадик.
Дядька многозначительно выбил из пачки ещё одну сигарету.
— У неё кто-то есть? — настаивал Воскресенский. — Ревнивый муж? Строгий отец с дробовиком? Может, влиятельный любовник? Вспыльчивый, подозрительный? На неё табу?
— Ну-у-у… — поскрёб тот щёку, напуская дыма и тумана. — Не то, чтобы табу.
— Да что не так?! — взмахнул руками Вадим.
6. 6
.
— Да вэдьма она! — аж подпрыгнул Аббас. — Шайтан-баба! Не связывайся ты с нэй!
«Ах, ты… я твой дом труба шатал! — выдохнула Ирка. — Твой калитка тряс, огород топтал, кэпка на хрену вертел! Ах ты!..»
Она скрутила башку бутыльку с перекисью водорода.
— Я шайтан-баба? — перевернула на коленку флакон.
Рана зашипела, защипала, запузырилась. Ирка скривилась от боли, подняла голову.
— Ну не то, чтобы ведьма, — затянулся дядь Вася, поперхнулся, закашлялся. Сам себя постучал по груди. Опасливо обернулся. Увидел Ирку в зеркало заднего вида. Закашлялся сильнее.
Хрипло ответил Воскресенскому. Ирка едва расслышала, да и то, проявив не иначе как ведьмовские способности:
— Она вроде проклятия, что ли, или порчи. В общем, если неприятности не нужны, даже не смотри в её сторону, — резюмировал он.
Вот гад!
Воскресенский объяснений не потребовал. И не обернулся.
— Мнэ чуть магазин нэ спалила, — махнул рукой Аббас. — Сказала сожгу, он сам и загорэлся.
— А у меня сын из-за неё чуть не утонул. А теперь вон, — кивнул Есаулов на свой забор.
— А это, тоже она развалила? — показал Воскресенский на полусгнивший дом, готовый к сносу, с покосившейся крышей, пустыми глазницами окон.
— Нэ, это мой брат купил, автосэрвис дэлать.
— М-м-м… Я уж подумал тоже она, — усмехнулся Воскресенский.
— Зря ты смеёшься, — покачал головой дядька. — Родная бабка и та её ведьмин омут звала: заглянешь — и не воротишься. Такой затянет — не отпустит. Мой дурак чуть не утонул, а до сих пор по ней сохнет. Слава богу, хоть в армию забрали, может, там попустит, — перекрестился он. — Парнишку, что со школы за ней бегает, как приворожённый, не попустило вон. Но тот упрямый.
— Да, мой брат тожэ сказал: беда-баба, чума. Он, как её увидэл, тры дня болел. Неделя машина у её дома сидэл. Все цвэты завял…