—Лучше позвоните.
Коротко позволяю себе высказать свою точку зрения, сильнее сжимая свету в своих руках. Мой больной взгляд уплывает в ложбинку между грудей, и хочется вырвать себе глаза с корнем. Ублюдок, она тебе добро на это не давала.
И не даст.
Титанических усилий стоит поднять взгляд на подбегающих к нам врачей. У меня забирают Свету, и я сразу чувствую то же, что больные ощущают при ампутации конечности. Без наркоза.
Мы проводим в коридоре бесконечное количество времени. После первых слов врача о том, что все в порядке, что это классическая реакция на высокую температуру, меня слегка отпускает жгучее желание разнести к чертям собачьим приемную.
Белова заходит в палату, а я застываю возле едва распахнутой двери, сжимая челюсть. Взгляд уплывает по черным волосам, устланным по светлой подушке, затем по лицу, и хватит.
Меня туда не звали, моя работа обеспечить безопасность. Кулак толкает дверь, и она плавно закрывается, а я оседаю по стенке на скамью возле палаты. Взгляд опускается на сжатые в кулаки руки— они побледнели от того, с какой силой я сжимаю.
Смирись, блять. Смирись, она молодая и красивая, она не твоя и не будет твоей. Ты просто спасешь ее и на этом все. Как положено Телохранителю. И прекрати вести себя так, словно ты девочек не видел в своей жизни.
Видел, трогал и трахал много разных и по-всякому. Вот только уже много лет я ни с кем насытиться не могу, все будто бы пью воду, и она утекает не в меня, а на пол.
Видел на днях Ирку, и ничего не екнуло, в отличии от нее. Аж расплылась от счастья, улыбалась во все тридцать два, и так задушевно смотрела в мои глаза, ища отклика. Но нет его, Ирка, нет. По молодости крутил с ней, все никак не мог насытиться бабами, трахал каждую встречную, с ней надолго задержался.
Она залетела, и я сказал, что буду помогать, но не жениться. Восприняла это она неправильно, болезненно, рыдала днями и ночами, но не при мне. При мне улыбалась и хватала крошки со стола внимания. А потом позвонила в истерике и срывающимся на крик голосом сказала:
—Жень, у меня выкидыш.
На нервах ребенка потеряла, и я себя при этом дерьмом не чувствовал, а надо было бы. Сейчас смотрю на нее и не вижу ничего, ни одной эмоции. Ненормально. Она меня и правда любила, и, мне кажется, даже продолжает любить. В глазах все то же добро и благоговение. Замуж не вышла, без детей, но все так же красива, как и в двадцать лет.