Мой блуждающий взгляд рассеянно
выдёргивал из темноты детали окружающего быта.
Вон под водонапорной башней стоит на
заправке маневровый паровоз. Эта мелочь, наверное, ждала, пока
старшие братья разъедутся, после чего начинала с глухим
посвистыванием пихать в горку теплушки и полуоткрытые платформы.
Тоже шумела профессионально, чтобы целенаправленно не дать товарищу
Забабашкину хотя бы подремать минуток десять.
Вон курят два сотрудника
железнодорожного узла, наверное, стрелочники или обходчики.
Остановились у фонарного столба с прибитой жестяной табличкой
«RauchenVerboten» - «Курение запрещено» – и попыхивают себе
огонёчками – один, постарше и лысоватый, трубкой, второй, помоложе
и с щегольскими усиками, папиросой.
Вон вальяжно лежит на крыше сторожки
упитанный рыжий котяра с драным хвостом и, судя по всему, дрыхнет,
как сурок. Однозначно прошёл какой-то углублённый специальный курс
по непрерывному сну в экстремальных условиях по методикам тибетских
монахов или ещё какого осназа, поскольку реагировал только на гудки
– раздражённо поворачивал в сторону нарушителя богатырского сна
ухо, морщился и продолжал сопеть.
Составы проезжали почти регулярно.
Каждые минут пятнадцать-двадцать какой-нибудь поезд обязательно
появлялся на горизонте. Везли в основном либо уголь, либо цистерны
с бензином и мазутом. Впрочем, иногда проходили составы, которые
состояли из закрытых транспортных вагонов. Что было внутри этих
вагонов, я не знал и как ни старался рассмотреть — это не
удавалось.
Где-то через час довольно плотного
трафика появился состав, который шёл очень медленно по дальнему от
меня пути. Меня это заинтересовало, ведь все ранее проходящие
поезда двигались с более высокой скоростью.
Когда тянущий вагоны паровоз стал
приближаться к замеченному мной ранее пешеходному путепроводу, то
начал замедляться и, в конце концов, остановился прямо под
эстакадой. Двери первого и последнего вагонов открылись, и оттуда
выбежало по десятку солдат, которые цепью рассредоточились вдоль
состава.
Разумеется, после этого мой интерес к
данному составу вырос ещё больше, и я сфокусировал зрение… Картина,
открывшаяся мне, оказалась поистине ужасной. Двадцать пять крытых
деревянных вагонов, что тянул паровоз, были с окнами, а, точнее
сказать, с окошками, которые были зарешечены. Заглянув в эти окна,
я увидел плотно стоящих внутри каждого вагона людей, которые были
одеты в полосатую форму заключённых.