В это длинное мгновение вся
тяжесть свёрнутого пространства легла на нас. Она пыталась выдавить
нас из мира живых, а мы мучительно медленно перетекли в материю в
точке прибытия. А потом корабль стал разворачивается через нас – в
мир. Будто вены натянули и стали наматывать на катушку Первой
Палубы.
Пожалуй, хуже, чем это, только
вести через тень саму Первую Палубу. Если «ожерелье» координат
стоит на грани горизонта реальности, то те, кого аннигилируют
вместе с первой палубой – пересекают горизонт.
Как? Не знаю. Я учил это в
Академии, но с реальностью это срасталось теперь мало.
Всё, что я делал – держал
горизонт реальности. «Тонкий лист, на котором сидели сарги». Может,
этого было достаточно, может, нет, но у меня не хватало слов
расспросить Дьюпа. Да и большая часть чувств отключилось. Было
что-то запредельное во всём этом. Как звёзды безлунной
ночью.
Единственное, что я понимал
чётко – что не налажал. Что мне было приказано – я сделал. Корабль
растворился и всплыл. Я был его схемой для всплытия, одной из сеток
координат.
Но ожидал я гиперусталости, а
получил смятение чувств и невозможность дышать в обычной,
неизменённой реальности. Хотя сейчас, с каждым судорожным вдохом,
мне становилось всё легче.
Дьюп, устал он или нет, но был
на удивление благостен. Стоял у реки, ловил листья.
Жёлтые и багровые, они
срастались у него в ладонях, взмахивали крыльями и бабочками летели
ко мне, словно я был огромным цветком.
Бабочки кружились над моей
головой, пикировали на руки, рассаживались на плечах, пушили усы и
расправляли полупрозрачные золотисто-багровые
листья-крылья.
Потом, прямо на ладонь правой
руки, села синяя. Эта-то откуда взялась?
Ворсинки на её усах завивались
в кудряшки. Вылитый Ганзало ДиРамос, замполич Крыла.
Бабочка-замполич согнала с
моей правой руки других бабочек, и они перепорхнули на левую.
Взирали фассетчатыми глазами: мол, когда улетит уже эта
моль-переросток?
Я рассмеялся. Неимение слов не
помешало мне издавать такие простые звуки.
Смеха бабочки испугались,
метнулись вверх. Вся стайка закружила надо мной, не желая улетать и
опасаясь садиться.
С берега Уники перекинулась
ветвь ампалы, усыпанная летней, красной листвой. Подул ветер, и
рядом с бабочками закружились алые листья.
Осень смешалась с
летом…
Дьюп глянул искоса. Взгляд у
него был неожиданно тёплый и какой-то пугающе-домашний. Он
баловался, выращивая всё новые приметы причудливого
ДЭП-пространства. Запела невидимая птица, и звук этот прямо на лету
начал обрастать невесомыми голубоватыми пёрышками.