Начальственному составу положено разок макнуться в дыру попроще
– внутрисистемную. И ДиРамосу не свезло – шла очередная заварушка
на Юге, пришлось прыгать «насухо» – в диске-эвакуаторе корвета.
Там-то, в тени, он и «нахватался блох».
Но даже внутрисистемный прыжок от звезды до звезды «насухо»
лучше, чем нырок между системами звёзд.
Если до этого я ещё был человеком, то кем стал сейчас... большой
вопрос.
В Империи ежедневно совершаются тысячи полётов кортов, миллионы
вылетов шатлов... Но через межсистемные дыры прыгают только военные
корабли.
Эрцога дома Аметиста, Энека Анемоосто, в систему Кога привёз,
наверное, экзотианский «страждущий», а к планетам его пограничники
не пустили, пришлось эрцогу пилить до Ивэри на перекладном
имперском корте.
Да и не влезет такая махина, как «страждущий», в систему звезды.
Он размером с газовый гигант, вроде Умики. Даже линейный крейсер
принца Даноса, и тот был не больше кометы.
"Страждущие" экзотов были слишком большими. Больше, чем я это
понимал.
В Академии мне вбивали в мозг: время – относительно, потому что
относительны размеры м-положительной материи. А м-отрицательная
материя не имеет размера, времени и расстояния, она – неразделима,
но может быть преобразована человеком в м-положительную массу.
Пространственный прыжок – переконвертация м-положительной
материи корабля в м-отрицательную материю с обратным
преобразованием в нужной точке горизонта событий.
Время не может быть повёрнуто вспять, оно лишь относительность
соответствия и подобия объекта самому себе. Иначе говоря, если шар
корабля входит в дыру Метью – он становится дырой Метью, она его
сжирает. Но человек – нечто большее, чем материя, а потому он может
вычленить себя и корабль из «ничего», вывести его обратно в Космос,
с небольшой временной поправкой на разницу между тем, что вошло в
дыру и что из неё вышло.
До прыжка в межсистемку я вроде и знал всё это. Но не
понимал.
Межсистемка отлично объяснила мне, как это бывает, когда тебя не
существует, а ты – воспоминание в чем-то едином и большем.
Экзоты говорят, что в дырах Метью мы встречаем саму смерть и
постепенно становимся ею, дирижируя собственным умиранием.
Не знаю, умер ли я, но тело моё сдохнуть не смогло.
А заставить меня свихнуться от шока и страха – малореальная
тема, особенно после «синего льда» Ориссы и «чумы» с Нетрона.