– Скажи, – она остановилась напротив белой конструкции, которая и была сценой. Позади на нас смотрела телевышка с вершины горы, трибуны и зеленый ковер, на котором разместились несколько отдыхающих. Они лежали на накидках, ели бутерброды и пили чай. – Что заставляет тебя улыбаться, кроме льда?
– Кроме льда? – я задумался. Никто прежде не спрашивал у меня о таком. Наверное, я даже не смог бы описать состояние эйфории, кроме как моментов, когда надевал коньки и выходил на ледовое покрытие.
– Ладно, давай потом обсудим. А пока… я поднимусь на сцену и попробую что-то станцевать. Ты не снимай, мне нужно немного практики, смогу ли я вообще.
Я кивнул и стал молча наблюдать, как Майя взбирается по высоким ступенькам. Она неуклюже пошатывалась, несколько раз споткнулась, словно маленький ребенок. Сам я поднялся на трибуну и уселся, мысленно раздражаясь, что повсюду солнце. Было довольно жарко.
Орлова прошла в центр, вытащила телефон и стала кликать по экрану, видимо, включила какую-то композицию, под которую планировала танцевать. Сперва потопталась на месте, потом сделала пару наклонов в разные стороны, вроде разминки. Все это время я смотрел на нее без особого желания, чувствуя себя странно, в какой-то степени нелогично. Что я вообще здесь делаю?!
Неожиданно ко мне подсел какой-то дедушка в спортивных штанах и красной майке. У него в руках была колонка, из которой доносилась старая песня “Туда” Михея и Джумаджи. Я хотел попросить его выключить музыку, потому что она помешала бы снимать видео. Но тут незнакомец заговорил:
– Как красиво танцует, прямо под мою песню – он показал на Майю, и я тоже перевел на нее взгляд. Она, в самом деле, попадала в ритмы, словно слышала слова этой композиции. Ее движения были плавными и воздушными. Майя взмахивала руками, подобно горной свободолюбивой птице: она рассекала ими воздух, а он, казалось, подчинялся ей. Даже ветер, который прежде хаотично разгуливал по улочкам, словно танцевал вместе с этой девушкой. Он периодически касался прядей ее волос, отчего те игриво подпрыгивали.
Майя улыбалась. Она была сама собой в этой стихии, получала наслаждение. Она смотрела на меня и будто шептала слова этой песни, которая до сих пор играла из колонки дедушки.
– Красивая, – сказал он, наклоняясь ко мне.