Я не выдержала и всхлипнула. Мы с мамой были очень близки и дружны. И мне её очень не хватало. Я всегда делилась с ней своими секретами, переживаниями, а она всегда находила для меня именно те слова, после которых, казалось, весь мир будет перед моими ногами. Но авария отняла ее у меня. Конкуренты отца посуетились. Каких-то мелких сошек посадили, конечно, но сам виновник до сих пор гулял на свободе.
Толпа продолжала гудеть, но полноценного удовлетворения от содеянного я так и не смогла получить. Хоть здесь и было тепло, ультрафиолетовые лампы грели как надо, но я не отказалась бы понежиться где-нибудь на берегу моря или океана на Мальдивах или Бали. Вместо этого папа требовал от меня посещения университета и сидеть на парах, пока сам ухаживал за этой Мартой. А до лета еще так далеко…
Не успела я разозлиться как следует, стоило мне вспомнить ненавистное имя, как нашему веселью помешали.
− Веро́ника! − услышала я рёв отца и мигом всё замолкло. – Живо в мой кабинет!
Отец развернулся и вышел за дверь. Я же улыбнулась толпе, которая так и стояла, замерев, будто играла в детскую игру «Море волнуется».
− Продолжаем веселиться, продолжаем! – попыталась я поднять прежнюю волну веселья, но мои старания не увенчались успехом. Запал у всех пропал, будто мой отец забрал его с собой. А я же бросила стремление вернуть былой адреналин пошалить у своих гостей и направилась в кабинет отца. В последнее время здесь я бывала часто. По определённым причинам.
В царстве папы как всегда правил минимализм. В кабинете стоял секретер, заполненный папками, огромный добротный стол, без лишних вещей и мелочей на нем, кроме ноутбука и принтера, кожаный диван, пару кресел и бар. Даже тканевых штор на окне не было, вместо них красовались рулонные. При маме еще здесь можно было увидеть приятные глазу мелочи, но не сейчас. Он даже фоторамку с маминым изображением убрал. И все из-за этой змеюки!
Я прошла внутрь, предварительно постучав и дождавшись ответа, и спокойно присела на диван, приняв вид смиренной послушницы: спина прямая, руки на коленях, а взгляд в пол. Папа же молчал, устремив свой взгляд на улицу через окно. Он не торопился ругать меня. То ли успокаивался, чтобы не спустить весь пар на мне и не наговорить случайно лишнего, то ли просто пытался продавить меня своим молчанием. Но я уже давно привыкла к его действиям и подождать для меня не было трудностью. Это раньше я шумно вздыхала, давая знать отцу, что устала ждать его речей, который должны были меня пристыдить. Я росла, вместе с тем и мое терпение тоже.