Минель быстро вник в суть проблемы, после чего добрые глаза его умаслились и сделались окончательно ангельскими. Он понятливо покивал: последующие шесть минут ушли на переселение его семейства в тростниковый рай, расположенный за тонкой дощатой стенкой нашего будущего жилья. Инка, поддерживая выпуклый живот, недоверчиво отслеживала великое переселение чёрного семейства в угоду белой паре из России ценой вопроса в двести пятьдесят долларов за квартал. На четвёртой минуте переселения, когда старшие дети на руках вносили в сарай старшего дедушку, наш малыш толкнул Инку в живот изнутри довольно чувствительно. Инка осторожно, чтобы не растрясти наше сокровище, перешла в тень растущей неподалёку мушмулы. Там она присела на пыльный грунт красно-бурого цвета и подняла глаза в небо. Оттуда на неё, нехорошо улыбаясь, молча смотрела прошлогодняя обезьяна. С той же ореховой мордой. Мы оба сразу узнали её, в ту же секунду – у неё тоже был один глаз, как у нашей Нельсон. Второй – затёк бельмом, но уже не так культурно, как наш, адмиральский. Это она, одноглазая сволочь, переселившаяся из Ашвемского парка в деревню, не давала в том году проходу нашей семье с первого и до последнего дня пребывания в деревне.
– Больно, милая? – спросил я Инку, переживая за временное неудобство.
– Пройдёт, Митюш, – через боль улыбнулась она, – ещё три месяца с небольшим, и все дела.
– Крепись, любимая, – вздохнул я, – мне ужасно нужен этот мальчик. Нам – нужен. Я ведь ещё не наигрался в отца, очень хочется реанимировать это чувство. – И кроме того – я сделал попытку развеселить жену, пока младшие вносили в пристройку сероватого оттенка грудничка и ржавый бак для воды. – Творческое начало лучше передаётся по мужской линии, с сохранением приоритета по половому признаку. Я имею в виду литературный дар, разумеется. А музыкальные способности, как известно, неплохо наследуются дочками от мам. Никуська не в счёт, она у нас всё же больше дрессировщица. А следующую сделаем валторнисткой, хочешь?
– Мне бы этого валторниста доносить… – как-то уж слишком грустно заметила Инка, скосив глаза на живот. – У меня нехорошее предчувствие. Всё время кажется, что я его не увижу. Чувствую ножку отдельно, каждую ручку. Попку со складочками, голову, щёчки, волосики тоненькие такие. И глазки. Твои, кстати. А вместе всё не собирается. Не вижу. Не ощущаю целиком. Словно всё есть, но по отдельности. И не моё. Глупо, да?