Минут через пятнадцать проповедь закончилась, и большинство собравшихся выстроилось в очередь куда-то чуть левее кафедры. Джун усмехнулся: ну конечно. Многим здесь нужны были вовсе не притчи. Там на хлипком стуле возвышался прозрачный ящик, наполовину заполненный цветными талонами – преимущественно на еду. Несчастных не интересовало спасение души. Им хотелось есть.
Джун встал в конец очереди, сосредоточившись на глухой злобе, ненадолго вытеснившей страх за судьбу Монстра. Он сказал себе, что делает это, чтобы потянуть время. Но на самом деле он не знал зачем.
– Спасибо, отец Хавьер. – Горбатая нищенка трясущимися костлявыми руками приняла десяток оранжевых талонов.
– Будь здорова, Фами. – Священник дружелюбно стиснул ее ладонь. Его худое, утонченное лицо не дрогнуло, хотя женщина выглядела ужасно больной и грязной. – Возьми у моей помощницы теплую накидку, милая. Из-за взломов зданий подогрев нижних уровней ограничен. Нельзя, чтобы ты заработала пневмонию.
Старуха, подняв свои необъятные сумки, двинулась к скромно одетой девочке, стоявшей у входа в кладовку с вещами. Затем беременная девушка отступила, взяв у священника несколько талонов на медицинское обслуживание. И Джун оказался с отцом Хавьером лицом к лицу. Морщины на лбу священника разгладились, а паутинки в уголках глаз, наоборот, стали заметнее. Мужчина улыбнулся Джуну, и это была одна из самых искренних и вызывающих доверие улыбок, что он видел.
– Что ты ищешь, сын мой?
Джун порылся в карманах куртки, нащупывая смятые талоны. В сумме получилось около двадцати бумажек. Почти все, к его стыду, были талонами на развлечения. Джун поскорее зашвырнул их в открытый ящик с подаяниями, прекрасно осознавая, что развлечения – последнее, чего не хватает посетителям этого места.
– Спасибо, – невозмутимо сказал отец Хавьер. – Я раньше не видел тебя на проповедях.
– Это потому что раньше я их не посещал, – язвительно ответил Джун.
– А что же изменилось сегодня?
Доброжелательность священника была лишней. Комок злости в груди Джуна разросся, и он вдруг ясно осознал, зачем отстоял эту очередь.
Он хотел уличить отца Хавьера в лицемерии. Заглянуть в глаза за розоватыми бликами линз дополненности, усмехнуться тому, как это жалко – питать свою гордыню показной благотворительностью, поддерживать в людях свет бесполезной надежды… Но никаких бликов в глазах отца Хавьера не было, радужки выглядели совершенно естественно. И, к ужасу Джуна, столь же естественным было отражавшееся в них участие.