Жить в снимаемом доме мне оставалось несколько дней. Родители выделили мне крупную по тем временам сумму для того, чтобы я рассчитался с хозяйкой за жилье. И еще у меня были деньги, которые я собирал года три на мотоцикл «ЧеЗет». Это был классный чешский мотоцикл, скоростной и маневренный. На нем можно было мчаться со скоростью до ста шестидесяти километров в час по вечернему шоссе. На владельцев таких машин парни глядели с завистью, а девушки с обожанием. Одним словом, это была мечта моя и многих. Было собрано уже почти четыреста рублей. Сумма немалая, если учесть, что неплохой деревенский дом в Подмосковье можно было купить в ту пору за триста рублей.
Не стану подробно рассказывать, чего мне стоило уговорить Елизавету Алексеевну (не продать, нет – ведь это была ее память, реликвия ее семьи) уступить мне то ожерелье. Я отдал ей шестьсот пятьдесят рублей (огромные по тем временам деньги!) и остался должен еще сто. Я убеждал ее горячо и долго. Не знаю почему, но я на ходу придумал трогательно-слезливую историю о девушке, которая готова стать моей невестой, о том, что ее папа, крутой референт из Внешторга, поставил обязательным условием, что будущий жених ее дочери должен ухаживать за ней не менее двух лет, красиво и достойно, так же, как ухаживал когда-то его дедушка за бабушкой, то есть до революции. Под красивым ухаживанием подразумевались, видимо, и подарки, которые будущий жених будет дарить будущей невесте.
Я сказал не совсем неправду. Отец Риты действительно занимал какую-то высокую должность. Но с ним я ни разу не встречался и, естественно, ни о чем не договаривался. Елизавета Алексеевна, скорее всего, пожалела меня, поверила, что ожерелье должно сыграть в моей будущей судьбе важную роль. А может, все было гораздо проще. В те времена нормальной пенсией в сельских районах считалась сумма порядка сорока пяти рублей в месяц. Примерно такую же получала и моя хозяйка. И те деньги, которые я предложил Елизавете Алексеевне, были действительно очень большими. А для нее – целым состоянием. Тем более что и ко мне она относилась очень хорошо, ведь я иногда помогал ей чем мог по хозяйству. И то, о чем я ей говорил, не являлось ложью в полном смысле слова. Просто мне очень хотелось самому верить в то, в чем я ее так горячо убеждал.