– Ну, должны же и у меня быть недостатки, золотце? Брошу ежели курить, тогда сама первой взвоешь.
– С чего это?– насторожилась Аннушка, почувствовав подвох.
– Так ведь крылья на спине белоснежные тут же прорастут. Ну и как тогда? На улицу ведь не выйти. Все пальцем будут тыкать. А нимб над головой зависнет если?
– Ох, Сергунь, святотатствуешь, батюшке Иоанну всенепременно на тебя пожалуюсь. Пусть епитимию на тебя наложит. Вот, вот потрясись чуток. Ишь, моду взял посмеиваться над нашей простотой,– Аннушка возмущенно фыркнула и умчалась сервировать стол.
– Вот ведь язычок у вашей сестрицы, Матвей Савельевич. Крест ведь несу. Мало я с вас приданого-то взял. За такие-то страдания, что претерпеваю,– засокрушался Серега, повиснув на плече у старшего Силина.
– Ничего, Сергей Алексеевич, потерпи друг ситный. Стерпится-слюбится. Мы тебя в обиду не дадим. Прибегай, поплакаться хоть заполночь. Спим мы уже по эту пору, так ты, не чинясь, буди, коль сможешь. Всем семейством за тебя встанем. Даже детишек на нее подымем,– ухмылялся Матвей, охлопывая зятя по спине. А тот трясся в приступе смеха, повиснув на его шее.
– Это что еще такое?– опять тормознула, пробегающая на кухню Аннушка.– Ты почто, Матвеюшка, супруга моего обижашь? Что это он трясется весь? Думаешь, за него заступиться не кому? Аль уже крылья у него, из спины растущие, прощупать решил, да общипать? Ну-ка, отпусти немедля.
– Да что ты, сестрица Анна Савельевна. Это мы по-родственному обнялись. Сергей-то Алексеич сокрушается, что зима ноне лютая. Вот я его и утешаю по возможности. Дескать, она у нас весной закончится, дескать, два месяца потерпеть-то всего, а потом мы его на ярмарку сводим. Леденцов с петухами купим. Сладкие-е-е.
– Прав ведь он, Сергунь,– погладила мужа по трясущемуся плечу Аннушка.– Не убивайся ты так. Дай-ка я вот тебе нос-то промокну,– полезла она платочком кружевным, невесть откуда выхваченным, в лицо Сереге. Этого уже никто вытерпеть не мог. Особенно громко хохотал Матвей и при этом так сжал зятя, что тот зубами заскрипел и застонал, валясь уже Аннушке на хрупкое плечо.
– Спасай, суженая. Удавит братец-то на радостях. Останешься вдовой,– Аннушка усадила его на стул и повисла на нем сзади, обняв за шею.
– Живи, даже курить можешь. Что уж тут поделаешь? А вы у меня, цыц,– погрозила она братьям пальчиком. И умчалась.