– Ну да, – смущённо подтвердил Андрей, – во внешнем мире.
– Зачем это вам такая информация?
– Понимаете, я журналист…
– Я знаю, – мужчина опустил локти на стол и приблизил острое птичье лицо. Андрей хотел податься назад, но он оцепенел на стуле и лишь поёрзал от неуюта, уставился вниз. – Думаете, я не знаю, кто вы? Я же вам сказал, что я новый редактор. У вас проблемы со слухом?
– Нет.
– Тогда к чему эти слова? «Я журналист». Я прекрасно осведомлён, кто вы, Андрей Павлович Городков. Мне прекрасно известно, откуда и когда вы прибыли, кем работаете, какую комнату в городе занимаете и по каким часам приходите на службу сюда. Кстати, к вашей дисциплине есть вопросы.
Андрей растерянно поглядел на него. Неужели он про те две минуты вчерашнего опоздания? Или про пять минут, что Андрей украл в пятницу, уйдя домой пораньше, чтобы послушать по радио трансляцию матча?..
Удивительно, в Москве он вообще не обращал внимания на свое рабочее время. Вроде бы оно было прописано в контракте, но он даже не знал, где и валяется этот контракт. Ему никогда не говорили о дисциплине, редактор только требовал сдавать материалы в срок, но это и так все понимали… Новая реальность – зауженная в чёрном, пахнущем лаком кабинете из дерева – заковала Андрея в цепи растерянности и беспомощности. Он чувствовал, что настоящий Андрей давно вышел вон не только из этого здания, но и вообще из города, возвратился в кипучую, вечно занятую Москву и успешно работает в любимом глянцевом журнале, который горожане читают за утренним кофе или прозябая в пробке на Третьем кольце… Если так, то здесь осталась лишь никчёмная оболочка, разучившаяся возражать, чувствовать негодование или обиду; она сидит тут, отбывая наказание за ещё не доказанное преступление.
– Не могли бы вы перейти к делу? – Не дождавшись реакции, мужчина нахмурился и соединил пальцы в замок.
– Понимаете… Я пишу статьи о временности нашего положения. Я пишу, как вы знаете, под тремя разными псевдонимами, и мне… бывает нужен материал. В городе очень мало событий, и я… и мне… нужно, бывает, обосновать то, что я пишу, привести примеры, пояснить, почему мы должны пережидать этот период здесь…
– Хм, теперь уже я засомневался, журналист ли вы, столько заикаетесь, – иронично сказал новый редактор. – Но если серьёзно, зачем вам что-то обосновывать?