Мастодонт стоял посреди комнаты, приложив ладонь к изуродованной глазнице, и промеж пальцев пробивались ручейки крови. Второй, выкаченный от боли, глаз невидяще уставился на Гавану. С пола уже медленно поднимался Погреб, а третий подручный Гаваны, еще не принявший участие в бойне тип по прозвищу Кролик, в самом деле – ушастый и красноглазый, выдернул из трупа Джаги нож, брошенный Саней Кедром, и хладнокровно засадил под лопатку Большому Масту. В первое мгновение тот, казалось, даже не заметил раны. Промедли он еще пару мгновений, Кролик нанес бы и второй, и третий удары, а Гавана пощекотал бы ему печень в подреберье своим ножом… Но Большой Маст успел. Не отнимая ладони от поврежденного глаза, он повернулся и схватил Кролика за грудки. На него уже летел Гавана – и вот тут, крякнув и чуть присев, Мастодонт одной рукой перекинул Кролика через голову, и тот налетел прямо на Гатагова. Оба рухнули на пол, а сверху с ревом навалились все семь или восемь пудов Большого Маста. Он с силой впечатал Кролика лицом в пол так, что затрещали кости и тот отключился. Сзади на него накинулся Погреб и принялся душить, но Маст, неистово хрипя и широко разевая громадный перекошенный рот, пузырящийся темной кровью, перехватил того за шею и сумел стащить с себя. Оглушенный, ворочался под ним Гавана. Погреб же, получивший второй удар в проломленную лицевую кость, потерял сознание.
Гавана, преодолевая тошнотворную багровую муть, обволокшую глаза, лежал под огромной окровавленной тушей Мастодонта и тяжело дышал, чувствуя, как горят огненной дугой обломки смятых чудовищным весом врага ребер. Не сходя с него, Маст дотянулся до скатившейся на пол бутылки водки, сделал огромный глоток, разбил посуду о голову Кролика и сунул розочку прямо под нос Гаване:
– Ну… сука… понял, какую дешевую копейку жизнь твоя стоит?
– О суках я не спешил бы базлать, Маст, – бесстрашно ответил Гатагов. – Ты и живой не стоишь и полушки, раз мочишь своих, ссышь в глаза своим, давишь своих и подло отначиваешь от общака своих! Так что сука кровавая – это как раз ты, выродок.
– Ты первый начал, – произнес Большой Маст. – Я вор в законе, и меня за всю жизнь никто так не оскорблял.
– Какой ты вор, чучело? Жучило ты парашное, беспредельщик, – хрипло выговорил Гавана. – Своих режешь? Только даже если мы отсюда не выберемся живыми, ты думаешь, никто не узнает?