Остальные бандиты продолжили преследование. Они очень удивились, обнаружив, что путь девушки проходит в направлении их деревни.
– Наверное заплутала? – неуверенно предположил один из бандитов, ехавший чуть сзади главаря.
– Посмотрим, – ответил Борисов, о чем-то размышляя, нахмурив брови.
Следуя точно по следу, они действительно оказались у себя в поселении. Их разделяло с беглянкой ровно десять минут.
– Внимательно здесь все осмотреть, – приказал главарь, слезая с квадр-цикла.
Бандиты незамедлительно выполнили его приказание, и спешившись, стали носиться по деревни, в поисках следов Вихревой. Вдруг, Шульц, направившаяся сразу к своему дому, не своим, срывающимся, голосом закричала:
– Виктор! Егор… Здесь.
– Что Егор!? – заорал атаман, приближаясь к месту, где лежал его брат.
Грета предусмотрительно отошла в сторону, дожидаясь приближения своего сожителя. Приблизившись, Виктор Павлович увидел мертвое тело Егора, лежащего в луже собственной крови. Из его груди вырвался звериный крик, и он, словно подкошенный, рухнул на колени, опустившись головой на грудь убиенного.
Пока он предавался горю, Мария остановилась в лесу, для того, чтобы приготовить бандитам неожиданный сюрприз. Она слышала истошный вопль, как раз в тот момент, когда натягивала между двух деревьев, расположенных по сторонам ее движения, леску, которую прихватила, там же, в бандитской деревне. Ее она расположила, как раз на уровне глаз двигающегося мотоциклиста. Оставшись довольной своей работой, она мысленно произнесла: «Это устройство по остудит ваш пыл, и ехать вы будете гораздо тише». Полностью смирившись с создавшимся положением, она улыбнулась своей мысли, и продолжила движение, удаляясь от деревни.
Бандиты слышали, как метрах в пятистах-семистах, завелся двигатель, но не решились побеспокоить этим обстоятельством своего предводителя, предававшегося безутешному стенанию. Он рыдал молча, не произнося ни одного звука. Никто еще из его соратников не видел, чтобы этот страшный и жестокий человек, был бы способен на сострадательные чувства. Они молча стояли в стороне, наблюдая эту немую сцену, и ожидая, чем она закончится. Слабость командира была недолгой. Минуты через три он поднялся. Глаза его оставались совершенно сухими: рыдания прошли без выделения слез. Лицо атамана было настолько мрачным, что по спинам, даже бывалых, бандитов, пробежал жуткий холодок страха.